Легче камень поднять чем имя твое повторить
* * * («Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. «)
Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
Примечания
«Сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы. » (с. 126). — Альм. «Ковчег». Феодосия, 1920, с. 15, с пометой: «Коктебель, март 1920»; сб. «Поэзия революционной Москвы» (под ред. И. Эренбурга). Берлин, Мысль, 1921, с. 75, с датой «март 1920»; альм. «Со[юз] по[этов]». М., 1922, № 2, с разночт. в ст. 8: «как времени бремя убить»; Т, с. 55, с датой «1920» — везде с разночт. в ст. 6: «Легче камень поднять, чем вымолвить слово: любить» (в рец. Н. Оцупа на альм. «Союз поэтов» эта строка названа комической из-за употребления неопределенного наклонения вместо изъявительного — см.: альм. «Цех поэтов», Пг., 1922, кн. 3, с. 71). Железный путь, Воронеж, 1923, № 9, 20 мая, с. 2; ВК, с. 39; С, с. 127, с датой «1920». БП, № 93. Автографы — ПС (№ 2) и в альбоме Д. И. Шепеленко ф. 2801, оп. 1, ед. хр. 5, л. 11 — 12, с датой записи: «6 декабря 1922, Москва»). Печ. по С.
Ст-ние, как бы лишенное античной эмблематики, насквозь пронизано образным миром античности. Вместе с тем очевидна и перекличка со ст-нием А. Фета «Моего тот безумства желал, кто смежал. » (Бройтман С. Н. К проблеме диалога в лирике (опыт анализа стихотворения О. Мандельштама «Сестры — тяжесть и нежность. »). — Художественное целое как предмет типологического анализа. Кемерово, 1981, с. 33 — 44). Изначально тяжесть, по С. Н. Бройтману, это телесная полнота созревшего живого, нежность — легкое, духовное начало, связанное с еще не созревшей и потому слабой жизнью. Их соединение (сестры) соответствует именно античному типу сознания.
Человек умирает. — Ср. мотивы смерти и рождения человека в «Веницейской жизни».
— «О том, что «Вчерашнее солнце на черных носилках несут» — Пушкин, ни я, ни даже Надя не знали, и это выяснилось только теперь из черновиков (50-е годы)» (Ахматова, — он мертв и лежит в гробу. Вместе с тем речь идет не только о Пушкине, но и о любом другом человеке (НМ-II, — 128).
— Ср. в статье «Слово и культура»: «Поэзия — плуг, взрывающий время так, что глубинные слои времени, его чернозем оказывается сверху» (II, 169).
Осип Мандельштам
Сёстры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжёлую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут.
Ах, тяжёлые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твоё повторить!
У меня остаётся одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно тёмную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землёю была.
В медленном водовороте тяжёлые, нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
О стихотворении Мандельштама «Сестры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…»
Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.
Ах, тяжелые соты и нежные сети!
Легче камень поднять, чем имя твое повторить.
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела.
И в то же время это стихи загадочные, и они провоцируют читателя- понуждают его найти ответ на вопрос: чье имя труднее произнести, чем поднять камень? Этот ушедший из жизни «человек», характеризуемый не больше не меньше как «вчерашнее солнце», должен быть очень близок поэту, необычайно близок- это, во всяком случае, несомненно. Потеря невосполнима- остается лишь избывать время и нести сквозь него память, как золотую драгоценность. В повторяющихся «з» переданы не только однообразие и томительность образовавшейся пустоты (автор благодарит И.Вербловскую за наблюдение, которым она с ним поделилась), но и однотонное гудение, «зудение» насекомых.
Несомненно, в стихотворении речь идет о каждом человеке- все люди смертны, и каждый ушедший из жизни может быть уподоблен «вчерашнему» солнцу. Правомерно также принять во внимание и очевидную отсылку к известной фразе В.Одоевского. Автор данной статьи хотел бы, однако, обратиться к словам, не привлекавшим, кажется, должного внимания: «вчерашнее солнце» несут именно «на черных носилках». Но черные носилки (или покрытые черной тканью)- это деталь иудейского похоронного обряда. Случайно ли это? Допустим, что нет. Тогда есть основания полагать, что в интересующем нас стихотворении отразились впечатления и переживания Мандельштама, связанные со смертью его матери.
(Необходимо пояснить, что кладбище, о котором идет речь,- это отданный еврейской общине Петербурга участок, соседствующий с православным Преображенским кладбищем. На еврейское кладбище как бы распространилось со временем название соседнего. Сами евреи его так, естественно, назвать не могли. За эти сведения автор благодарит И.Вербловскую.)
Смерть матери и ее похороны отразились в стихотворении Мандельштама «Эта ночь непоправима…» (1916):
Эта ночь непоправима,
А у вас еще светло!
Солнце черное взошло.
Солнце желтое страшнее —
В светлом храме иудеи
И священства лишены,
В светлом храме иудеи
Отпевали прах жены.
И над матерью звенели
Я проснулся в колыбели,
Черным солнцем осиян.
Как видим, «солнечная» тема звучит в этих стихах, причем в них противопоставлены два солнца- черное и желтое. К солнечной символике у Мандельштама мы скоро вернемся; пока же обратим внимание на то, что сказано о собственно похоронном обряде. Отметим, что никакого отпевания в «храме» в иудаизме нет; о чем же говорится в мандельштамовском стихотворении? Если кладбище расположено неподалеку от дома, где человек умер, покойника, после выполнения необходимых очистительных и других ритуальных действий, несут к могиле на носилках. Если же место захоронения находится на значительном расстоянии, тело туда везут. В этом случае соответствующие обряды очищения и одевания покойника в похоронную одежду совершаются не дома, а в специальном помещении на кладбище. Прибыв на кладбище, тело несут к этому помещению на носилках, как правило черных (или покрытых черной тканью). Совершив необходимый обряд подготовки умершего к погребению, покойника хоронят. Так и было, очевидно, в случае с матерью поэта. Речь идет о Доме для отпевания умерших еврейского Преображенского кладбища, «неточно называемом кладбищенской синагогой» 10 (отсюда у Мандельштама «храм»).
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Трагично, вечно и прекрасно, одно из самых любимых
Ах, тяжелые соты и нежные сети,
Легче камень поднять, чем имя твое повторить!
У меня остается одна забота на свете:
Золотая забота, как времени бремя избыть.
Словно темную воду, я пью помутившийся воздух.
Время вспахано плугом, и роза землею была.
В медленном водовороте тяжелые нежные розы,
Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела!
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Легче камень поднять чем имя твое повторить
«Как этих покрывал и этого убора
Мне пышность тяжела средь моего позора!»
— Будет в каменной Трезене
Царской лестницы ступени
Покраснеют от стыда,
И для матери влюбленной
Солнце черное взойдет.
«О, если б ненависть в груди моей кипела, —
Но, видите, — само признанье с уст слетело.»
— Черным пламенем Федра горит
Погребальный факел чадит
Бойся матери ты, Ипполит:
Федра — ночь — тебя сторожит
«Любовью черною я солнце запятнала…»
— Мы боимся, мы не смеем
Горю царскому помочь.
На него напала ночь.
Мы же, песнью похоронной
Провожая мертвых в дом,
Страсти дикой и бессонной
Солнце черное уймем.
Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом, опять,
Поют косматые свирели.
Пока ягнята и волы
На тучных пастбищах водились
И дружелюбные садились
На плечи сонных скал орлы, —
Германец выкормил орла,
И лев британцу покорился,
И галльский гребень появился
Из петушиного хохла.
А ныне завладел дикарь
Священной палицей Геракла,
И черная земля иссякла,
Неблагодарная, как встарь.
Я палочку возьму сухую,
Огонь добуду из нее,
Пускай уходит в ночь глухую
Мной всполошенное зверье!
Петух и лев, и темнобурый
Орел, и ласковый медведь —
Мы для войны построим клеть,
Звериные пригреем шкуры.
А я пою вино времен —
Источник речи италийской —
И в колыбели праарийской
Славянский и германский лён!
Италия, тебе не лень
Тревожить Рима колесницы,
С кудахтаньем домашней птицы
Перелетев через плетень?
И ты, соседка, не взыщи —
Орел топорщится и злится:
Что, если для твоей пращи
Тяжелый камень не годится?
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей, —
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.
В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где реют голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное — Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.
На розвальнях, уложенных соломой,
Едва прикрытые рогожей роковой,
От Воробьевых гор до церковки знакомой
Мы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабки,
И пахнет хлеб, оставленный в печи.
По улицам меня везут без шапки,
И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи —
Одну из них сам Бог благословил,
Четвертой не бывать, а Рим далече —
И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы,
И возвращался с гульбища народ.
Худые мужики и злые бабы
Переминались у ворот.
Сырая даль от птичьих стай чернела,
И связанные руки затекли;
Царевича везут, немеет страшно тело —
И рыжую солому подожгли.
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью, — что может быть печальней, —