Летя в пыли на почтовых что значит
Уважать себя заставил?
Читать сегодня не модно. Но эту цитату из «Онегина» знают абсолютно все:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
А о чем в ней говорится? Реально ли пересказать ее своими словами?
Эти строки часто цитируют, особенно в прессе. Скажем, берет вратарь пенальти – тут же появляется статья о том, как он тем самым «заставил себя уважать»! А вот маститые пушкинисты как один хранят по этому поводу гробовое молчание.
Кстати, вот ссылка на негодование одного из них:
«И все — абсолютно все: папы, мамы, бабушки, дедушки, дети, внуки, актеры, чтецы, режиссеры, переводчики на другие языки и даже исследователи Пушкина,— дружно понесли околесицу о дяде высоких нравственных качеств, наконец-то заставившем себя уважать, или принялись искать другого, фантастического смысла.»
Ну, возможно – ученому виднее. Только вопрос-то в итоге остался без ответа: что же все-таки означает фраза «уважать себя заставил»? Хоть с запятой, хоть с чем еще… Неужели абсолютно ничего?
Ни в одном фразеологическом или ином словаре ответа на этот вопрос я не нашел. На одном из форумов довелось увидеть ссылку на книгу М.И. Михельсона «Русская мысль и речь. Опыт русской фразеологии. Свое и чужое» позапрошлого столетия. Дескать, там это есть! Обрадовался, бросился на поиски, умудрился разыскать, открыл – увы… Нет там об этом ничего.
В то же время многие собеседники с ходу давали ответ, который мне представляется верным, и к обоснованию которого я постараюсь подобраться чуть позже. Их так… учили в школе! Наверное, когда-то были учителя, которые любили свой предмет и честно пытались в нем разобраться. Да и сегодня в новоизданных вариантах «Онегина» кое где встречаются современные комментарии, которых не было ни у Бродского, ни у Набокова, ни у Лотмана… Но мне захотелось «изобрести велосипед» самостоятельно.
Итог «изобретательства» – ниже.
Начнем с «честных правил». Все исследователи кивают на басню Крылова «Осел и мужик», хвостатый герой которой был как раз «самых честных правил». Еще говорят, что и без этой басни эта фразеология в те времена была узнаваемой.
Мужик на лето в огород
Наняв Осла, приставил
Ворон и воробьев гонять нахальный род.
Осел был самых честных правил:
Ни с хищностью, ни с кражей незнаком:
Не поживился он хозяйским ни листком,
И птицам, грех сказать, чтобы давал потачку;
Но Мужику барыш был с огорода плох.
Осел, гоняя птиц, со всех ослиных ног,
По всем грядам и вдоль и поперёк,
Такую поднял скачку,
Что в огороде всё примял и притоптал.
Увидя тут, что труд его пропал,
Крестьянин на спине ослиной
Убыток выместил дубиной.
«И ништо!» все кричат: «скотине поделом!
С его ль умом
За это дело браться?»
А я скажу, не с тем, чтоб за Осла вступаться;
Он, точно, виноват (с ним сделан и расчет),
Но, кажется, не прав и тот,
Кто поручил Ослу стеречь свой огород.
Замечу, что Осел Крылова – порядочное существо. Ведь он «…ни с хищностью, ни с кражей не знаком: не поживился он хозяйским ни листком». Велено караулить – он идет и караулит, как умеет. Эдакий бескорыстный и наивный работник – таких у нас, как правило, не уважают. И, хуже того – больно бьют! Честного Осла, к примеру, лупили дубиной по спине… Лишь после этого Крылов частично снял с него вину и заметил, что не худо бы спросить и с балбеса-Мужика, сдуру нанявшего не того исполнителя.
Уважил напоследок, в общем.
Онегин, как мы знаем, удостоил дядю тех же эпитетов, что и Крылов своего Осла. Что за неприятности были у старика – неважно: главное, что в итоге он тоже «не в шутку занемог». И – увы! – только когда человек умирает или, того хуже, уже умер, в его адрес начинают сыпаться разного рода «приятности», которых ему так не хватало при жизни. Как проявление запоздалого уважения.
А что значит само слово «уважать»? Согласно словарю Даля – «почитать, чтить, душевно признавать чьи-либо достоинства; ценить высоко…». Кстати, уже в наше время Фаина Раневская говорила: «Чтобы получить признание – надо, даже необходимо, умереть»…
На мой взгляд, именно этот простой смысл и вкладывал в онегинские уста Пушкин. Все просто – «уважать себя заставил» означает: «умер»! Ибо это – гарантированный способ услышать о себе нечто уважительное даже от тех, кто всегда тебя ненавидел.
Онегину всю жизнь было глубоко наплевать на дядю – равно как и на всех остальных. И рванул он к нему исключительно «денег ради», в глубине души искренно желая тому смерти («Когда же черт возьмет тебя?»).
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Ну очень ему не хотелось «полуживого забавлять»… И тут – подарок судьбы: дядя оказался молодцом и быстренько помер еще до его приезда!
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань готовую земле.
Онегин совершенно искренно благодарен ему за это: ведь из всех вариантов развития событий дядя выбрал идеальный!
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
– Молодец, старик! – ухмыляется про себя Онегин. – Уважаю!
Радоваться рано. Если все так хорошо, то зачем же это «Но»:
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть…
А это уже не имеет значения, поскольку перед «но» стоит точка с запятой! Мысль закончена, начинается следующая. Нет никакого противопоставления. Вот аналогичный пример из пятой главы того же «Онегина»:
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали.
ЕО, Гл.5, XXVIII
Бал не отменен предстоящим обедом: просто всему свое время. Так и здесь: кончина дяди-старика не отменяется рассуждениями о том, как противно Онегину было бы сидеть с постной физиономией у его постели. Скучающий Евгений склонен к философствованию и просто размышляет, что было бы, если…
И последнее. Принято считать, что в первой строфе Онегин едет к дяде, еще не зная о том, что тот уже умер.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Получается, что намеки на уверенность в смерти дяди, как будто, неуместны… Но ведь роман начинается не с первой строфы первой главы, а с эпиграфа:
Евгений Онегин
Роман в стихах
Pеtri de vanitе il avait encore plus de cette espеce d’orgueil qui fait avouer avec la mеme indiffеrence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d’un sentiment de supеrioritе peut-еtre imaginaire.
Tirе d’une lettre particuliеre
Проникнутый тщеславием, он обладал еще той особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием как в своих добрых, так и дурных поступках, — следствие чувства превосходства, быть может мнимого. Из частного письма (франц.).
Таким образом, первым делом до нас еще раз доносят, что люди, подобные Онегину, равнодушно признаются в том, что поступают дурно. Да, Евгений очертя голову бросился вздыхать и врать ради денег. А уже потом, убедившись, что реально унаследовал дядино хозяйство, «наследник всех своих родных» тут же улетел куда-то «в пыли на почтовых». Куда? Скорее всего, к нотариусу! Или уладить дела в городе перед тем, как надолго перебраться в деревню. То есть, в любом случае – не к дяде, а от дяди.
Невежливо? Там как раз поминки в самом разгаре: попы и гости едят и пьют… Да, не очень хорошо поступил «молодой повеса». А что от него хотеть-то: повеса, согласно словарю Даля – это и есть «невежливый, дерзкий шалун».
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
И по всему видно, что у Онегина неплохое настроение. Ему не пришлось унижаться ради того, чтобы стать хозяином «заводов, вод, лесов, земель».
А вот теперь попробуем написать мини-сочинение по содержанию первой строфы своими словами.
Мой дядя – честный, но недалекий старик-труженик. Он, почувствовав близкую кончину, тут же умер, не доставив этим никому хлопот. Если бы все следовали этому примеру, то мир избавился бы от ханжеского притворства тех, кто был бы вынужден ради наследства торчать у постели никому не нужных капризных больных, проклиная все на свете и желая тем поскорее загнуться ко всем чертям!
Понятно, что Пушкин все это высказал изящнее и короче.
Кстати, один уважаемый исследователь его творчества, которого я «завел» своим интересом к этому вопросу, пришел к выводу, что «Уважать себя заставил» – это идиома, введенная в обиход как раз Пушкиным.
Очень может быть. А потому с бездумным цитированием нужно быть поосторожнее. Упомянутый в начале вратарь, взявший пенальти, может на такое и обидеться. Впрочем, вряд ли он интересуется подобными вопросами…
Летя в пыли на почтовых что значит
КОММЕНТАРИИ К «ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ» АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА
О КНИГЕ НАБОКОВА И ЕЕ ПЕРЕВОДЕ
Владимир Владимирович Набоков перевел пушкинского «Евгения Онегина» на английский язык и написал два тома комментариев, рассмотрев историко-литературные, бытовые, стилистические и иные особенности романа в контексте русской и мировой литературы.
В России ценные комментарии к «Евгению Онегину» принадлежат пушкинистам Г. О. Винокуру, В. В. Томашевскому, С. М. Бонди. Специальные книги-комментарии созданы Н. Л. Бродским (1932; 5-е изд., 1964) и — уже после Набокова — Ю. М. Лотманом (1980; 2-е изд., 1983; 1995).
Комментарии Набокова, написанные в 1950-е годы и опубликованные впервые в 1964 г., носят многоплановый характер, им сопутствуют пространные экскурсы в историю литературы и культуры, стихосложения, сравнительно-литературоведческий анализ. При этом раскрываются не только новые стороны романа Пушкина, но и эстетика самого Набокова-поэта.
Набоков писал для западного читателя (нередко используя при этом американизмы). Его сопоставительный анализ пушкинских строк обращен часто к образцам западноевропейской литературы вне зависимости от того, знал ли Пушкин эти литературные произведения или мог о них только слышать. Так, известные строки: «Москва… как много в этом звуке / Для сердца русского слилось», — вызывают у Набокова только ассоциацию со строками: «Лондон! Ты всеобъемлющее слово» — из английского поэта Пирса Эгана (1772–1849), которого помнят в Англии как автора поэмы «Жизнь в Лондоне» (1821).
Если в известных комментариях Ю. М. Лотмана приводятся главным образом русские источники, то В. В. Набоков специализируется в основном на английских, французских и немецких «предшественниках» и современниках Пушкина.
В исследовании Набокова сказались его литературные пристрастия: нелюбовь к Достоевскому, пренебрежительное отношение ко многим поэтам пушкинской поры и даже к Лермонтову. Парадоксальность иных суждений Набокова о Чайковском, Репине, Стендале, Бальзаке, Беранже и др. является частью литературно-эстетических воззрений, нашедших отражение в его романах и литературно-критических штудиях.
Художественно-эмоциональная сторона книги Набокова во многом определяет ее жанрово-стилистические особенности. Это — не только, а может быть, и не столько комментарий к роману Пушкина, сколько оригинальное произведение писателя в жанре так называемого научно-исторического комментария. Литература XX века, достаточно разнообразная и непредсказуемая, допускает и такое прочтение сочинения Набокова.
Едва ли только целям комментирования к «Евгению Онегину» служат, например, пространные рассуждение автора (в связи с поездкой Лариных в Москву) о том, как, по словам Гиббона, Юлий Цезарь проезжал на наемных колесницах по сотне миль за день, или о том, как императрица Елизавета разъезжала в специальной карете-санях, оборудованных печью и карточным столом; с какой скоростью проезжали расстояние от Петербурга до Москвы (486 миль) Александр I, которому потребовалось на это в 1810 г. сорок два часа, и Николай I, преодолевший это расстояние в декабре 1833 г. «за феноменальные тридцать восемь часов». Не останавливаясь на этом, Набоков приводит воспоминания Алексея Вульфа, приятеля Пушкина, как тот на дядиной тройке целый день с раннего утра до восьми вечера преодолевал сорок верст от Торжка до Малинников в пределах Тверской губернии после обильного снегопада.
Книгу Набокова можно назвать трудом жизни писателя. Благодаря дару художника и исследователя он — лишенный доступа к рукописям Пушкина — сумел прочитать роман так, как и не снилось нашему литературоведению.
Как известно, Достоевский утверждал, что если бы Татьяна овдовела, «то и тогда бы не пошла за Онегиным. Надобно же понимать всю суть этого характера!» Набоков, исконно не принимавший Достоевского (тем не менее испытывавший, как это ни парадоксально, глубокое воздействие его творчества), противопоставляет свое понимание развития образа Татьяны. Последнее свидание Онегина с ней оборвалось «незапным звоном шпор» ее мужа. Но кончились ли на этом их отношения?
Татьяна отказывает Онегину, произнося героическую фразу: «Но я другому отдана; / Я буду век ему верна». Но все ли оборвалось этими словами любящей женщины?
Л. Толстой записал в Дневнике 1894 года, что обычно романы кончаются тем, что герой и героиня женились. «Описывать жизнь людей так, — продолжает он, — чтобы обрывать описание на женитьбе, это все равно, что, описывая путешествие человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам». Окончить «Евгения Онегина» звоном шпор мужа Татьяны — при том что оба героя любят друг друга, — это не столь уж многим отличается от варианта Толстого. Сам он рискнул повести своих персонажей дальше, описав настойчивые ухаживания Вронского за Анной, которая тоже была «отдана — верна».
Набоков первый предложил иное прочтение концовки романа Пушкина. Ответ Татьяны Онегину отнюдь не содержит тех примет «торжественного последнего слова», которые в нем стараются обнаружить толкователи. Набоков обращает внимание на трепещущую, чарующую, «почти ответную, почти обещающую» интонацию отповеди Татьяны Онегину и как при этом «вздымается грудь, как сбивчива речь», увенчиваемая «признанием в любви, от которого должно было радостно забиться сердце искушенного Евгения». Но Пушкин не захотел продолжить роман, как бы оставив это сделать Льву Толстому.
Дедукция подчас ведет писателя к далеко идущим и неожиданным выводам. Всем памятны пушкинские строки, обращенные к няне Арине Родионовне: «Выпьем, добрая подружка / Бедной юности моей». Экстраполируя желания юного поэта на 70-летнюю старушку, Набоков утверждает, что она «очень любила выпить». Набоков заставляет читателя вдумчивее подходить к каждой строке, к каждому пушкинскому слову, делает удивительные наблюдения. Вот Татьяна просит няню послать тихонько внука с письмом к Онегину (Набоков даже реконструировал французский текст письма Татьяны): «Насколько мы можем предполагать, это тот самый мальчик (в первом черновике его зовут Тришка, т. е. Трифон), который подавал сливки в главе Третьей, XXXVII, 8, а возможно, и совсем малыш, заморозивший пальчик в главе Пятой, II, 9–14».
Набоков так проникает в реалии усадьбы Лариных (леса, источники, ручьи, цветы, насекомые и проч.), в родственные и иные отношения их семейства в деревне и в Москве, как мог сделать только человек, как бы наделенный генетической памятью, видящий все это духовным зрением, глазом души своей. Набоков не только комментирует текст, но и живет им — пушкинское становится для него исходным моментом собственного сотворчества. Пушкин вступил в игру со своим героем: то догоняет Онегина в театре, то встречается с ним в Одессе, то рисует себя вместе с ним на набережной Невы. И уже не только Онегин, но и Пушкин становится персонажем романа. Игра оборвалась вместе с романом, который поэт пытался, подчеркивает Набоков, продолжить. «Проживи Пушкин еще 2–3 года, — заметил как-то Набоков, — и у нас была бы его фотография». Продолжая предложенную Набоковым игру, можно сказать, что через несколько лет Пушкин сфотографировался бы с «добрым малым, как вы да я, как целый свет», засвидетельствовав реальность всего происходящего. «Мой Пушкин» Набокова, так же как «мой Пушкин» В. Розанова, М. Цветаевой, А. Ахматовой, В. Ходасевича и других писателей, становится частью его собственной художественной и эстетической структуры, преображаясь в образы.
В своих комментариях Набоков нередко ссылается, по большей части критически, на своих предшественников в переводе «Евгения Онегина» на английский язык. Это четыре издания: перевод Генри Сполдинга (Лондон, 1881), Бабетты Дейч (в «Сочинениях Александра Пушкина», вышедшего по-английски под ред. А. Ярмолинского в Нью-Йорке в 1936 и 1943 гг.), Оливера Элтона (Лондон, 1937; перевод печатался также в журнале «The Slavonic Review» с января 1936 по январь 1938 г.) и перевод Дороти Прэлл Рэдин и Джорджа З. Патрика (Беркли, 1937).
Летя в пыли на почтовых что значит
Здравствуйте уважаемые.
Не так давно я спрашивал Вашего мнения о том, стоит ли разобрать нам с Вами совместно одно из самых моих любимых поэтических произведений не только «Нашеговсе»(с), но и вообще в принципе, и в общем и целом получил удовлетворительный ответ: http://id77.livejournal.com/831546.html А это значит, следует, как минимум, хотя бы попробовать 🙂 И, хотя, как метко отметил в своем комментарии многоумный и уважаемый мной 
eulampij я даже близко ни с Набоковым, ни уж тем более с Юрием Лотманом (чью работу я считаю превосходной) сравнится не могу, но я попытаюсь хотя бы немного рассказать Вам о тех вещах, которые, возможно не совсем понятны, кои мы можем обнаружить в строчках бессмертного произведения. Сразу хочу отметить, что я не буду разбирать порывы, суть, систему взаимоотношений и психологические нюансы героев. Теоретически мог бы, но я не литературовед и не психолог. Мое хобби – история, и для меня великое произведение, это еще и прекрасный повод окунуться в эпоху.
Ну, или так.
Начнем, пожалуй, с эпиграфа. Знаете, в школьные годы, я не особо обращал внимания на эпиграфы, считая их излишним выпендрежем. Однако прошло время, и для меня это не только неразрывная часть самого произведения, а иногда и вообще концентрированная его суть. Может быть, я старею, но теперь и сам не прочь даже в своих постах пользоваться инструментарием эпиграфа. Мне приносит это определенное удовольствие 🙂
В «Евгении Онегине» эпиграф есть перед самим произведением. Плюс еще там же и посвящение. Ну и отдельные эпиграфы, перед каждой главой. Иногда будем разбирать, иногда нет.
Первый эпиграф написан на французском и перевести его можно примерно так: «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того особой гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, — следствие чувства превосходства, быть может, мнимого». Взят он якобы из частного письма, и служит для того, чтобы читатель поверил в то, что автор и Евгений Онегин добрые приятели, что автор как бы непосредственно участвует в событиях.
рисунок самого светоча русской литературы
Посвящение более многострочное, смысл его полностью приводит не имеется, но сделано оно Петру Александровичу Плетневу. Ректор кафедры словесности моей Alma mater Петр Александрович обладал чутким и мягким характером, писал стихи и был критиком. Но критиковал так обходительно и деликатно, что умудрялся быть другом почти всех литературных «звезд» того времени. В том числе и Пушкина.
П. Плетнев
Эпиграф перед первой главой состоит из одной строчки: «И жить торопится и чувствовать спешит». И подпись Кн. Вяземский. Это часть произведения Петра Андреевича Вяземского – блестящего и интереснейшего друга Александра Сергеевича. Произведение называется «Первый снег» и приводить тут его полностью смысла не вижу – при желании можете найти сами. Сам Вяземский тоже был поэтом, но своего рода уникальным – написал только один сборник стихов, даже еще и ближе к концу жизни.
герб князей Вяземских
Ну а значение эпиграфа…Тут – на Ваше усмотрение. Причем, думаю, выводы лучше сделать после того, как прочтете всю первую главу целиком 🙂
Пожалуй, пора перейти к самому тексту.
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
Этот кусок помнят, наверное, все, кто ходил в советскую, русскую, украинскую, и прочие школы постсоветского пространства. Для большинства это буквально все, что они знают и помнят о романе 🙂 В общем, узнаваемо.
Для меня в приведенном отрывке главный строчки вот эти:
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Я думаю, их надо использовать в качестве девиза противником применения средств против мужской эрективной дисфункции по типу Viagra :-))))
Но пойдем дальше.
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
Кстати, как Вы понимаете, за такое «такси» надо было платить. Ехал Евгений, скорее всего по Витебскому тракту В пушкинские времена такса (прогонная плата) на этом тракте составляла 5 копеек за версту, а значит поездка стоила в одну сторону около 19 рублей. Не так чтобы очень много (дилижанс в Москву стоил 70 рублей, а аренда ложи в театре на год и вовсе 500), но и не мало, ибо за 10-15 рублей можно было купить крепостного.
Про строчку «Но вреден север для меня», думаю все все знают 🙂 Так тонко потролил Пушкин власти по поводу своей ссылки.
Ну и окончим сегодня на этом.
Продолжение следует….
Приятного времени суток
Смысл названия романа Пушкина «Евгений Онегин»
Роман в стихах «Евгений Онегин» величайшего русского поэта Александра Сергеевича Пушкина привлек внимание критиков сразу же, как только увидел свет.
В нем все было ново: и форма, и содержание, и глубоко, ярко прописанные герои, и язык.
Но особенно исследователей волновал вопрос, почему именно так автор решил назвать произведение? Какой тайный смысл прячется в имени и фамилии главного персонажа?
Для того чтобы дать ответ, необходимо проанализировать и понять значение обоих составляющих названия великого творения. Но сначала давайте познакомимся с главным героем, увидим, как нам представляет его автор:
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
Именно так впервые перед читателем появляется Евгений Онегин, чьим именем названо произведение.
Есть ли в этом что-то значимое, или, как считают некоторые современные исследователи, Пушкину просто понравилось красивое, напевное созвучие, хорошо ложащееся в стихотворные строчки, и он решил оставить его, не придавая никакого особого смысла?
На самом деле, все не так просто. Имя Евгений в переводе с греческого (а оно именно такого происхождения) звучит как «благородный».
И действительно, герою знаменитого романа в стихах нельзя отказать в этом свойстве характера. Он сдержанный, довольно критичный к самому себе и понимает, что не сможет сделать счастливой влюбленную в него Татьяну.
Своеобразное благородство проявляется в его речах, адресованных признавшейся в чувствах девушке:
Но я не создан для блаженства;
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я.
Поверьте (совесть в том порукой),
Супружество нам будет мукой.
Я, сколько ни любил бы вас,
Привыкнув, разлюблю тотчас;
Начнете плакать: ваши слезы
Не тронут сердца моего,
А будут лишь бесить его.
Пусть они звучат несколько резко, но честны. Иногда лучше сразу сказать горькую правду, чтобы не разочаровывать человека потом.
Кроме того, нельзя оставлять без внимания, что Евгений – человек из светского общества, значит, и происхождение у него, как тогда было принято говорить, благородное. Из всего сказанного можно сделать вывод, что, скорее всего, имя своему герою автор выбрал совсем не случайно.
С фамилией все намного сложнее.
Принятой в литературоведении точкой зрения считается та, которая связывает ее происхождение с Онегой, – суровой, холодной северной рекой.
Кстати, ее косвенно подтверждает Лермонтов, давая своему герою, во многом похожему на пушкинского, фамилию Печорин (от Печоры).
Приверженцы этого мнения считают, что точно такие же черты характера доминируют в характере Онегина. Он довольно тяжелый, холодный и даже суровый человек.
Однако встречается и несколько иной взгляд, связанный с благородным происхождением персонажа. Подобные фамилии в дворянской среде означают, что их носителю принадлежит вся местность или географический объект, от названия которого они образованы.
Иными словами, Онегин – безраздельный владелец реки Онеги, но всем понятно, что это не так, и не может быть правдой.
Следовательно, автор нарочно дал говорящую фамилию герою, чтобы показать: перед читателем рисуется художественный образ, обобщенный персонаж, а не реальный человек. Это литературный вымысел, правдиво передающий основные настроения молодежи своего времени.
Придавал ли Пушкин какое-то определенное значение названию своего романа, сказать сложно. Сам автор нигде не оставлял личного мнения по этому, несомненно, интересному вопросу.
Уверенно можно сказать только одно: «Евгений Онегин» – гениальное произведение, а это значит, что ничего случайного в нем нет.