любовное настроение о чем
Сила пустотности и эротизм вместо эротики: как устроен фильм «Любовное настроение» Вонга Карвая
С 1 апреля в России на легальном цифровом видео возможно будет посмотреть «Любовное настроение» Вонга Карвая. Сергей Анашкин в июньском номере ИК за 2001 год подробно разобрал картину — от реалий Гонконга 1960-х и автобиографии до визуальной метонимии.
Автобиографический срез
Вонг Карвай появился на свет в Шанхае в 1958 году, в Гонконг был перевезен пятилетним. Сложение этих дат дает 1962 год — точку старта событий «Любовного настроения». Детские впечатления об общинных устоях и быте шанхайских иммигрантов, без сомнения, оказали влияние на обрисовку массовых сцен. Персонажи фильма — обитатели съемных крохотных комнатушек гостиничного типа (правда, с наличием в каждой ванной и санузла). Большинство коротает досуг за совместными трапезами и азартной игрой в маджонг. Все на виду у всех: дух коммунальности зачастую подминает под себя любое стремление к приватности. Если для лиц старшего поколения, воспитанных на традиционных устоях, эта ситуация не представляется чем-то неестественным и неудобным, то для вестернизированных представителей новой генерации она становится болезненно дискомфортной. Этот культурный конфликт, нестыковка императивов публичного и частного бытия — суть базовой коллизии картины. В одном из интервью Вонг Карвай поминает родственницу, которой приходилось прибегать к изощренному лицедейству, чтобы за ширмой добродетельного существования скрывать семейные неурядицы. Это детское воспоминание, по словам режиссера, стало одним из истоков замысла «Любовного настроения».
1960-е стали для Гонконга финальным рубежом своеобразной «эпохи невинности». Как утверждает Вонг Карвай, в 1970-е история, подобная той, что рассказана в его фильме, была бы уже невозможна.
Азиатчина
Когда репортеры принимаются расспрашивать Вонга Карвая о «таинствах Востока» и «загадках азиатской души», он напрягается и сразу же «переводит стрелки» — начинает рассуждать о спутниковой связи, о Всемирной паутине, о благотворном космополитизме нашей эпохи. Между прочим, на международном английском Вонг Карвай изъясняется куда свободней, чем на литературном (пекинском) китайском. Его постоянный соавтор оператор Кристофер Дойл — яркий пример «проницаемости границ»: австралиец по рождению, он уже два десятилетия житейски и творчески связан со странами китайской культуры. Звуковая дорожка «Любовного настроения» являет собой «кругосветное столпотворение» мелодий: традиционные напевы гонконгских поп-див соседствуют со сладкой латинской растравой (ее изливает не кто-нибудь, а афроамериканский денди Нэт Кинг Коул), минорный настрой вальса японского композитора Сигэру Умэбаяси подхватывают пьесы, специально написанные для фильма европейцем Майклом Галассо. Картинами, оказавшими наибольшее воздействие на стиль «Любовного настроения», Вонга Карвай называет опусы Альфреда Хичкока и Микеланджело Антониони.
Самоопределение Вонга Карвая — «китаец из мегаполиса». Существенно, что в этой словесной паре брезжит не только сращивание разнонаправленных семантических векторов (тысячелетняя культура встык с новейшей машинерией), но и их конфликт. Повседневное бытие современного азиата в вещном контексте глобальной цивилизации — вот смысловой бэкграунд урбанистических поэм гонконгского автора.
Международному успеху фильмов Вонг Карвая, конечно, способствует конвертируемость фабул, но в неменьшей степени — их экзотические обертоны. Стык космополитических сюжетов и азиатских типажей порождает неожиданный остранняющий эффект: западный умник обретает возможность взглянуть извне на собственный обиход, познать себя, наблюдая Другого Некоторые из почитателей Вонга Карвая, вероятно, разделяют предчувствия Г. Чхартишвили (Б. Акунина), написавшего, правда, про Японию, а не про Гонконг, но процессы, идущие в этих странах Азии, без сомнения, сходны: «Там развернут небывалый эксперимент по созданию нового землянина, который, возможно, впервые в истории сумеет преодолеть извечную биполярность мира и органично соединит в себе достижения западной и восточной культур: рациональность и интуицию, жесткость и гибкость, ощущение пространства и ощущение времени, понимание жизни и понимание смерти, know-how (знание как) и know-why (знание зачем)» — прим. С.А.. Но в той же «азиатчине» кроется и причина запоздалого знакомства российской публики с гонконгским режиссером, признанным повсеместно одним из лидеров кино 1990-х: у россиян — свои комплексы, ориентальные типажи становятся для нашего интеллектуала напоминанием об азиатской составляющей его культурного опыта, а это действие по сию пору представляется нашему «еврофилу» сугубой бестактностью.
drugoe_kino
drugoe_kinoДРУГОЕ КИНО
Смотрим. Пишем. Обсуждаем.
Материалом для кино служит время. Фильм вводит в чистую стихию кинематографа, и если лучшим аргументом в пользу фильма является самосознание зрителя, сознавание себя во времени протекания фильма, то и в самом фильме времени отведена главная роль…
Собственно ничего не происходит. Фабула проста до тривиальности. Проблематичным является как раз то, как на такой основе строить какую бы то ни было историю, вместе с тем эта невозможность истории, переживание истории несуществующей, несостоявшейся, и есть главная интрига фильма.
Откуда сбывается история? Как время преображается в историю?
Сам Вонг Кар-вай объясняет ситуацию очень просто. Фактически герои «Любовного настроения» не сошлись, потому что стеснялись соседей. Действие происходит в 60-е, когда граждане жили в коммуналках, следили за приличиями, комплексовали по пустякам…
Однако сама эта несостоявшаяся любовь, несуществующие отношения в фильме обретают непроницаемую плотность, заключают в себе тайну большую, чем секрет, разделяемый двумя людьми.
Как поведать обо всем, чего не существует в реальности? Вспоминается особенно трогательный момент. Своего рода игра-репетиция, когда он помогает ей подготовиться к разговору с мужем… Или когда они заранее проигрывают свое будущее прощание…
Что отвечает изначальной искусственности взятых ими на себя ролей по отношению друг к другу…
Какова суть их предназначенности друг другу? Все реальные составляющие их истории, ее повод и внешние обстоятельства, иначе говоря, условия ее возможности – одновременно отрицают ее в качестве истории романтической… Отчужденность формы этих отношений оставляет каждому из них место лишь на полях жизни другого. Их важность друг для друга – важность случайного, мнимого…
Такой потерянной историей по своей сути и является влюбленность. Историей с вечным знаком вопроса. Время – безраздельно правит этим. Потому что время – суверенный господин любовного настроения… Оно не способно отменить влюбленность в качестве действительной ценности, так сказать, отменить «источник жизни»… Присутствие которого во времени является по сути победой над ним. Но разрушить, изменить до неузнаваемости все, что ей (влюбленности) сопутствует, оставляя наедине с чистой идеей предназначения любви, придать ей насквозь иллюзорный характер – это в его власти…
Иллюзорность затрагивает и самого зрителя, заставляет его осознать собственную нереальность в качестве мнимого соучастника тайны (тема восточной притчи о тайне произнесенной в расселину стены храма). То есть почувствовать себя знающим то, чего знать невозможно… Обладателем несуществующего знания.
Любовное настроение In the Mood for Love
60-е годы, Гонконг. В разные комнаты одной коммунальной квартиры въезжают две семейные пары. Госпожа Чан (Мэгги Чеунг) работает в турбюро секретаршей, господин Чоу (Тони Леунг) – в типографии. Они часто встречаются в подъезде, строго и формально здороваясь друг с другом, но все меняется, когда они замечают, что галстук господина Чоу такой же, как у мужа госпожи Чан, сумочка которой, в свою очередь, абсолютно такая же, как у его жены. Без всяких сомнений, у их супругов роман, что лишь подтверждает их одновременный отъезд в Японию в служебную командировку. Это, в свою очередь, дает начало красивому, целомудренному роману между теми, кого покинула любовь.
Максимальный эффект, которого может добиться своей работой режиссер, – сделать так, чтобы их фильм стремились пересматривать сразу же после его окончания. Когда чувства и мысли, заложенные в картину постановщиком, не вмещаются в тесные рамки экранного времени, и побуждают возвращаться к ленте снова и снова, с каждым новым просмотром снимая еще один слой и замечая новые, ранее пропущенные детали. Когда настроение фильма настолько уникально, что впитывается через кожу и, единожды проникнув в вас, заставляет удивляться, как можно было жить раньше без этого неповторимого ощущения причастности к чему-то прекрасному. Вонг Кар-Вай – именно такой режиссер, чьи предыдущие картины «Чунгкингский экспресс», «Падшие ангелы» и «Счастливы вместе» вызывали бурю эмоций и оставляли неизгладимый след в душе. Жаль, но теперь им придется потесниться – приближается «Любовное настроение».
Во всех рекламных проспектах фильм подается как «ретро-мелодрама невысказанных чувств», и это действительно так. Роман между двумя главными героями настолько интимный и трепетный, что они не решаются довериться друг другу, и режиссер целиком и полностью на их стороне, ревностно охраняя их тайну не только от окружающих (каждый раз, когда герои встречаются на улице, она пустынна), но и от нас, зрителей – все, что мы увидим, это полунамеки, случайные взгляды, невольные движения (даже на пустынной улице камера как бы подглядывает за героями, из окон, из-за углов)… Персонажи не говорят о чувствах, но прекрасно знают, что происходит в душах друг друга: снаружи они спокойны и рассудительны, а внутри разрываются от эмоций, зараженные любовным недугом.
К сожалению, рассказать, о чем фильм, невозможно, и сколько бы я о нем не написал, это будет лишь самая верхушка айсберга, а многие аспекты картины и мысли, которые заложил в ленту Кар-Вай, останутся неохваченными. Фильм многогранен и эмоционален, Кар-Вай виртуозно и бережно облекает в киноформу потаенные чувства и мимолетные переживания, рассказывая о том, что ускользает от взгляда в повседневной суете, и о том, что мы сами не всегда способны поймать в своих собственных мыслях, – четкие, яркие фотографии того, что блуждает в закоулках нашей души, не находя выхода. Каждая сцена «Любовного настроения» символична и безукоризненно точна, и в ленте нет ничего лишнего, что делает ее неподвластной исчерпывающему анализу – покадровый разбор лишь разложит ее на составляющие, но не выдаст сам рецепт.
Для синефила «Любовное настроение» неоценимый подарок, благо что практически каждый кадр картины содержит в себе ключи, загадки, символы и намеки, разгадывать которые – отдельное удовольствие. Меняющиеся наряды Мэгги Чеунг, галстуки Тони Леунга, часы, сигареты, дождь, стены, двери, лестницы, лампы – настроение фильма сплетается из причудливых узоров и мелких деталей, удивительно заснятых Кристофером Дойлом. Музыке в ленте отводится не меньшая роль, и ее подбор, как всегда у Кар-Вая, вызывает искреннее восхищение. Актеры в этой истории – статисты, одна из деталей композиции, пусть и самая важная для нее. И Тони Леунг, и Мэгги Чеунг полностью подчинены воле режиссера, играя глазами, походкой, всем телом. Изящный изгиб бедра лежащей Мэгги Чеунг, строгая расслабленность сидящего в кресле Тони Леунга – они тот самый последний штрих, финальный мазок на полотне, который вызывает его к жизни и придает ему завершенный, совершенный вид. Мы, кстати, так и не узнаем, имел ли место роман между супругами главных героев – возможно, они сами додумали его, как предлог почувствовать настроение любить. Вам, по счастью, надо куда меньше – найти и посмотреть этот фильм.
Не хочу сегодня возвращаться домой: «Любовное настроение» Вонга Кар-Вая 20 лет спустя снова в прокате
Про фильм Вонга Кар-Вая едва ли возможно сказать что-то новое, вероятнее всего, «Любовное настроение» само по себе может стать барометром для зрителя, пришедшего на сеанс, и скорее обнажить изменения в глазах смотрящего, чем в теле самого фильма. Впрочем, без видимых метаморфоз тоже не обошлось: компания Criterion Collection выполнила реставрацию изображения (этого и еще шести фильмов режиссера), и неспешные проходы и яркие цветы на платьях Мэгги Чун стали еще наряднее, если это вообще возможно. Уместить происходящее на экране можно в формулировку, заполняющую все возможные картотеки и ставшую неким кинематографическим титулом картины: ретродрама о невысказанной любви. Пусть слова не вмещают в себя и половину того, что происходит на экране, для короткой аннотации на красочном постере в фойе кинотеатра это вполне справедливо.
Гонконг, 60-е годы прошлого века, по соседству в коммунальные квартиры селятся две семьи, чтобы в конце концов понять, что близость их фамилий проходит не только по адресу: госпожа Чан (Мэгги Чун) и господин Чоу (Тони Люн Чу Вай) подозревают, что у их супругов роман. Сдавленные «сиротливым привкусом адюльтера» на губах, они и сами проваливаются в новое чувство, томительно электризующее воздух, коридоры, пар, идущий с кухни, но противящееся даже самым невинным прикосновениям.
Мэгги Чун в роли Су Ли Чжэнь на кадре из фильма «Любовное настроение»
Мэгги Чун в роли Су Ли Чжэнь на кадре из фильма «Любовное настроение»
Целомудренное возбуждение, тягостная истома, трепет мурашек на коже – карта чувствительности, развернутая режиссером на экране и передающаяся всему залу объятиями эмпатии, будто бы велит и зрителю, и тем более любому критику наконец помолчать и не пытаться случайными буквами и неловкими фразами выразить то, что режиссер посчитал важным оставить непроизнесенным. А потому любой текст (или по крайне мере этот) стоит воспринимать скорее как сдавленные вздохи восторга, чем какие бы то ни было попытки разгадать код любви и шифр киногении. Недоговоренность, ставшая синонимом метода, в этой картине случилась не сразу: фильм рождался прямо на съемочной площадке больше года, а до того и вовсе мог стать «Летом в Пекине», но у вселенной были другие планы на картину. Кар-Вай отказался от прописанных диалогов да и вообще сценария в традиционном понимании: «Любовное настроение» снимало себя само, сочиняемое актерами и режиссером прямо в моменте. Была и замена оператора (в кресло Кристофера Дойла сел Марк Ли Пинбин), и переезды, и поиски локаций (улицы Гонконга в кадре сыграл Бангкок), и случайная Камбоджа, ставшая финальным аккордом, перед тем как захлопнется занавес. Смутные очертания фантазии стали проступать лишь на монтаже (да и то не сразу: даже после премьеры на Каннском фестивале Кар-Вай продолжал работу над обликом фильма) — все постельные сцены остались за кадром, в воображении и взглядах. Каким этот фильм мог стать, мы никогда не узнаем, и это к лучшему: вполне возможно, что если бы эротизм и влечение стали бы хоть на каплю откровеннее — сердце могло бы не выдержать оголения этой красоты, достаточно и того, что Мэгги Чун изредка меняет туфли на домашние тапочки.
Тони Люн Чу Вай в роли Чхо Мо-вана на кадре из фильма «Любовное настроение»
Тони Люн Чу Вай в роли Чхо Мо-вана на кадре из фильма «Любовное настроение»
Довольно сложно избавиться от навязчивого желания говорить о красоте кадра, момента, чувства, актеров, пауз; причем как о кричащей красоте платьев Мэгги Чун (созданных художником Уильямом Чаном), так и об убогой красоте их быта, которым камера любуется ничуть не меньше: шум коммуналки, обшарпанные стены, проходы, которыми герои буквально взяты в тиски. Помимо геометрии кадра со всех сторон их вечно подпирают дверные косяки, рамы, зеркала, мебель и даже решетки на окнах, которыми мир двоих будто бы отгорожен от зрителя. Отчасти душная теснота становится синонимом того, что им никак не скрыться (вот-вот пойдут соседские пересуды), но, возможно, даже стены пытаются сомкнуть свои объятия, чтобы сблизить наконец Чан и Чоу. Пройдет множество томительных минут, прежде чем они позволят себе находиться в одном кадре, а не по разные стороны монтажных склеек. Железные прутья, обрамляющие их живой портрет, сами собой напрашиваются на считывание метафоры невидимой тюрьмы, в которую они угодили, — плен безвыходного чувства. Вероятнее всего, если бы кто угодно, кроме Кар-Вая, задумал прибегнуть к таким аллюзиям, художественная маркировка отдавала бы звенящей пошлостью и наивной вульгарностью, но, разумеется, в пространстве «Любовного настроения» даже термос для лапши становится поэзией, четверостишием, рифмующим одиночество и густонаселенную забегаловку в подвале. «Мы не станем такими, как они» — больше всего робкие влюбленные боятся превратиться в неверных супругов, боятся собственных теней и шепота соседей, но Кар-Вай время от времени благоволит им и будто освобождает от оков мысленной неволи, рожденной в головах, – все самые проникновенные и чувственные сцены на улицах лишены свидетелей и подглядывающих, Гонконг пустынен, и лишь бесконечно льет дождь. Как лишены взглядов и главные глаза: супруги мелькают в кадре лишь спинами и звучат голосами из соседних комнат и в телефонных трубках – еще одно эфемерное присутствие, ставшее условностью вокруг возникшего чувства.
Тони Люн Чу Вай в роли Чхо Мо-вана на кадре из фильма «Любовное настроение»
Кадр из фильма «Любовное настроение»
60-е и 20 лет назад, когда картина вышла, и сегодня, в 2021-м, говорят о завершенности мгновения, о том, что все, что было, давно ушло, и можно лишь с нежностью вспоминать минувшее, подглядывая в туманное и пыльное окно. «Прошлое то, что можно мысленно увидеть, но чего нельзя коснуться» – Кар-Вай прибегает к силе слова в эпилоге, прописывая печальную суть ностальгии поперек экрана. Режиссер с семьей переехал в Гонконг, будучи совсем ребенком, в начале 60-х: 1963 год в «Любовном настроении» становится точкой отсчета романа взглядов без прикосновений. Эти фрагменты дышат не только пульсацией несостоявшейся любви, но и концом прекрасной эпохи: Чоу и Чан – фрагменты мозаики счастливого воспоминания о кинотеатрах, соседских ужинах и пьяницах, перебудивших весь дом; Гонконг и сам будто бы был коммунальной квартирой в глазах Кар-Вая.
«Любовное настроение» – хрустальный шар мерцающих реминисценций, неторопливо оседающих на стенах, как медленный снег: нет никакой принципиальной правды и надёжности в устах рассказчика — случилось или привиделось, — хоровод мимолетных обрывков воспоминаний его, ее, этих стен и эхо пустынных переулков, повторяющееся в летах. Существует лишь память о прошлом, а будущего и вовсе нет, лишь его наивные репетиции, попытки Чан и Чоу влезть в чужую шкуру и представить, что же будет с ними дальше, разыграть прощание только затем, чтобы встретиться снова. Бесконечная репетиция игры в маджонг, где как бы кости ни легли, четырех победителей быть не может, но двое проигравших есть всегда.
«Любовное настроение»: Как фильм Вонга Кар-Вая познакомил нас с гибридной романтикой
Простое описание фабулы вряд ли подготовит зрителя к просмотру фильма Вонга Кар-Вая «Любовное настроение». Да, у него есть схематический сюжет: действие происходит в Гонконге в начале 1960-х годов, и сама история — это иллюстрация платонического романа между двумя соседями: журналистом Чоу Мо-Ваном и секретаршей Су Ли Чжэнь. Оба персонажа, казалось бы, в счастливых браках, но внезапно узнают, что их половинки изменяют им друг с другом. Сперва в шутку, а потом всерьез герои задумываются отплатить им тем же.
Между тем «Любовное настроение» — это прежде всего визуальное произведение, которое разыгрывается почти как абстрактное стихотворение. Этот фильм принес гонконгскому режиссеру Вонгу Кар-Ваю международный успех и показал нам новый вид гибридного романтического кино без поцелуев и признаний в любви. Его визуальный стиль повествования задал канон яркого восточного кино, которое будут воспроизводить в своем творчестве Барри Дженкинс и София Коппола. «Любовное настроение» входит в топы лучших фильмов XXI века по версии The Guardian, BBC и Sight & Sound.
В 2021 году картина отпраздновала 20-летие и обзавелась отреставрированной версией. К выходу нового «Любовного настроения» в прокат DTF Magazine рассказывает о том, как создавался фильм, какие метафоры он несет в себе и как на десятки лет вперед определил новый вид романтического кино.