u 250 подводная лодка зачем подняли
Тайна подлодки «U-250»
Опубликовано: 14.12.2001 0:00
Внимательно слежу за событиями, связанными с гибелью атомной подлодки «Курск» и ее подъемом. И хочу рассказать об аналогичном случае в годы Великой Отечественной войны. Подготовил этот материал на основе своих архивных вырезок из газет и журналов.
Пятьдесят семь лет назад, в осеннюю непогоду, моряки Балтийского флота тоже занимались подъемом подводной лодки, но вражеской. А вынудившие к этому события начались несколько раньше. В начале июля 1944 года жертвой торпедной атаки врага стало кабельное судно «Килектор». Никто из уцелевших моряков не заметил следа торпеды. Затем во второй половине месяца тяжелые повреждения получили морские охотники МО-107 и МО-304…
День 30 июля выдался тихим и солнечным, для действия подлодок не лучшим. Морской охотник МО-105 нес вахту в зоне Выборгского залива, сигнальщики зорко наблюдали за морем. Совсем недалеко, у северного входа в пролив Бьеркезунд, катера проводили траление, при них дежурили два дымозавесчика, готовые в случае необходимости прикрыть суда от обстрела финских батарей. Вдруг сигнальщики на «Сто пятом» заметили перископ подлодки и срочно доложили об этом командиру. Катер на полной скорости помчался туда. Вот-вот за его корму скатятся глубинные бомбы. Но взорвался сам охотник МО-105…
МО-103 в тот момент стоял у пирса поселка Койвисто. В полдень экипаж услышал грохот взрыва. Прибежал рассыльный из штаба.
— «Сто пятый» потоплен подводной лодкой врага! Командир дивизиона приказал срочно выйти в море и уничтожить ее!
— Она здесь, только что прошла под нами!
Косые лучи солнца высветили толщу воды под углом, и стало видно, как внизу проплывает огромная сигарообразная тень. Это подводный враг крался по мелководью к глубокому каньону, где он обычно прятался и откуда выходил в атаку. МО-103 был совсем рядом, сигнальщик Виталий Вяткин показал на отлично видимую дорожку, которую субмарина оставляла на поверхности воды. И акустик подтвердил, что лодка здесь:
— Прямо по курсу шум винтов!
— Бомбы — товсь! — скомандовал командир МО-103 Александр Коленко.- Глубина взрыва — пятнадцать метров. Пошли бомбы!
Море вздымалось холмами воды. Развернувшись, МО-103 помчался в обратном направлении, сбросив еще две бомбы. Через некоторое время из-под воды вырвалось несколько огромных пузырей воздуха, на поверхности расплылось пятно солярки.
— Всплывает! — закричал Вяткин. — Фашист всплывает, товарищ командир!
В соляровом «озере» уже барахтались шесть немецких подводников. Несмотря на то, что финские батареи открыли по катеру ураганный огонь, Коленко решил спасти их.
Среди извлеченных из воды был и офицер, выглядевший весьма жалко. Он представился командиром лодки Вернером-Карлом Шмидтом. После первого же его допроса выяснилось, что потоплена новейшая подводная лодка «U-250» и что в задраенных отсеках остались погребенными остальные члены экипажа, часть которых, может быть, еще жива. Вскоре на место гибели лодки вышли два советских спасательных судна, шесть водолазных ботов, три буксира. Но финские батареи открыли ураганный огонь. Пришлось отойти. «Сто третий» все же ухитрялся прослушивать глубины, откуда еще доносились неясные шумы, удары, скрежет, бульканье.
Ночью экспедиция опять навестила лодку. Водолазы пошли вниз, в полной темноте нашли субмарину, обследовали ее, прикинули варианты подъема. Опоздай Коленко с атакой, субмарина могла бы проскользнуть в спасительную глубину, а так она сидела на седловине подводной скалы на глубине в тридцать метров. Свободно висевшие нос и корма позволяли подвести под нее понтоны и постараться спасти тех, кто еще уцелел.
Спасению подводников помешали сами немцы, поливая море огнем из орудий. Тогда было решено попытаться подать в отсеки воздух, одновременно готовя лодку к подъему. Но, видимо, у фашистских подводников не выдержали нервы: акустик «Сто третьего» доложил командиру, что слабые удары и скрежет прекратились. В наушниках прозвучало несколько коротких, резких хлопков. Видимо, немцы перестреляли друг друга.
Когда вернулись на базу, обо всем подробно рассказали Вернеру-Карлу Шмидту. Тот был потрясен и откровенно рассказал своим спасителям, что в аппаратах его лодки остались, кроме людей, еще и новейшие акустические торпеды.
Почему же эти торпеды не оставляли после себя следа и выбирали только военные корабли?
Позже выяснилось, что новейшие торпеды «Т-5» были сконструированы таким образом, что реагировали только на шумы винтов быстроходных кораблей. Они сами находили свою жертву. Недостатком была малая дальность — 45 метров. Гросс-адмирал Дениц рекомендовал своим подводникам выбивать сначала военные корабли, а затем, прорвавшись через охранение конвоя, громить транспорты обычными торпедами. После нападения на конвой PQ-18 и O№-202 Дениц заявил, что торпеда завоевала лавровый венок!
… После сообщения Шмидта об оставленных в лодке торпедах «Т-5» решение о ее подъеме было окончательно принято. Моряки работали в невероятно трудных условиях, круглые сутки, под огнем вражеских батарей. Спасательным судам приходилось постоянно маневрировать. Потопивший субмарину МО-103 и другие охотники теперь яростно защищали ее.
Жестокие схватки происходили и в воздухе. Истребители Балтфлота бились с «юнкерсами», «хейнкелями», пытавшимися разбомбить спасательные суда, а главное — подводную лодку.
В таких условиях все-таки удалось подвести под лодку стальные тросы. Вдоль ее бортов затопили четыре двухсоттонных понтона, изготовленных в срочном порядке на ленинградских заводах, закрепили их, подсоединили многочисленные шланги для продувания понтонов. Вроде бы дело было сделано. Но тут разыгрался шторм. Стальные тросы не выдержали, громадные понтоны вылетели из-под воды. Ветер погнал их к финским берегам, и они застряли там между камней. Немцы тотчас открыли по ним огонь, но вскоре прекратили стрельбу. Им приказали: дать возможность русским подойти, чтобы взять их на буксир, а затем расстрелять!
Фашистские наблюдатели глаз не спускали с понтонов. Но через сутки, рано утром… их не обнаружили! Моряки-балтийцы вновь совершили подвиг: ночью на шлюпках тихо подобрались к понтонам, стащили их с камней и отбуксировали в нужное место.
Вернер-Карл Шмидт уже оправился от потрясений и, поверив, что его оставят в живых, присутствовал при вскрытии отсеков — подсказывал, как открыть двери, где и что находится. Он принял и последний «парад» своего экипажа. Были найдены секретные карты минных полей, коды и шифры, корабельный журнал.
Но самое главное ожидало в носовом торпедном отсеке.
Но взрыва не произошло, балтийцы и на этот раз оказались на высоте. С величайшими предосторожностями были извлечены двадцать акустических торпед с магнитными неконтактными взрывателями. Далее специалисты раскрыли их секреты. Оставалось выработать противоядие.
Узнав обо всем этом, Черчилль обратился с личным посланием к Сталину: «…При помощи ее (торпеды. — Авт.) было потоплено и повреждено 24 британских судна, в том числе пять судов из состава полярных конвоев, направляемых в северную Россию.
Мы считаем получение одной торпеды «Т-5″ настолько срочным делом, что были бы готовы направить за торпедой британский самолет в любое удобное место, назначенное Вами».
Выполняя союзнический долг, мы поделились с британскими моряками секретами фашистов.
Так, благодаря умелым действиям моряков Балтики, их мужеству были спасены тысячи жизней советских, британских и канадских моряков.
На снимках: вверху — субмарина «U-250» в сухом доке Кронштадта; глубинные бомбы нанесли вражеской подлодке серьезные повреждения; внизу — спасшиеся члены экипажа «U-250» в советском плену.
Зачем советские моряки отправили на дно немецкую субмарину, и что после в ней нашли
В июле 44-го военно-морской флот нашей страны смог разгромить немецкую субмарину U-250. Поначалу это было их основной целью, но позже моряки узнали, что на потопленном судне находилось нечто секретное. Подводная лодка, возможно, так и лежала бы в водах Балтики, но ее подняли и тщательно обыскали. О том, что нашли на подводном судне, рассказывает автор видео ниже.
С глубины в три десятка метров на поверхность выбрались шесть немцев, а вскоре русские моряки сделали запись в журнале о том, что подводная лодка U-250 была потоплена. Советские моряки взяли в плен 6 человек экипажа, среди которых был командир подлодки Вернер-Карл Шмидт.
Но на этом история не закончилась. Всех спасенных повели на допрос. Еще до его окончания советскому командованию стало ясно, что субмарина была очень ценной для немецкого флота. В результате допроса выяснилось, что на судно врага была погружена специальная секретная торпеда Т-5. В карме и в носу субмарины установлены устройства, которые в случае захвата лодки врагом, могли подорвать ее. Чтобы понять, как устроена эта секретная торпеда, советское руководство отдало приказ во что бы то ни стало поднять вражескую подлодку перед носом противника. Немецкие моряки, которые знали в каком именно месте потоплена субмарина, всеми силами пытались препятствовать ее поискам: минировали водный участок, производили попытки к разрушению самой лодки глубинными бомбами. Советским водолазам приходилось работать лишь по ночам, однако и в это время немцы им всячески мешали.
А знаете ли вы, как появился морской флот в Монголии? Ранее мы писали об этом.
Лишь спустя полтора месяца U-250 лодку удалось обыскать. В ней нашли секретные коды, шифры, судовые документы. Но главное, что удалось раздобыть советскому флоту, — две секретные торпеды неизвестного ранее типа вместе с технической документацией к ним.
Не так давно мы публиковали статью о подводной лодке, которая находится посреди волжских степей.
Операция «Бурлаки» и подлодка U-250. Какие спецоперации выполнял секретный отряд «морских дьяволов»
Формирование роты особого назначения
Рота особого назначения (РОН), в которую входили бойцы-водолазы, была создана в августе 1941-го по инициативе контр-адмирала Фотия Крылова, который с 1932 года был начальником легендарного подразделения ЭПРОН – Экспедиции подводных работ особого назначения, до войны занимавшейся подъёмом затонувших судов и спасательными работами. Ему удалось убедить командование не записывать уникальных специалистов в пехоту, а создать новую боевую часть, которая занималась бы разведкой и диверсиями.
Основать РОН было решено при разведотделе штаба командования Балтийским флотом: из-за сложных фарватеров, мелей и большого количества фортов и военных баз Балтика стала идеальным местом для работы военных водолазов.
Капитан 2-го ранга, водолаз-разведчик Иван Прохватилов с Ротой особого назначения. Фото © Музей школы № 4 города Севастополя
В состав роты вошли 146 бойцов, прошедших спецподготовку в ЭПРОН и в Военно-медицинской академии. Командовать ротой назначили лейтенанта Ивана Прихватилова, политруком стал Анатолий Мащенко, а научным консультантом был назначен военврач Илья Савичев, стоявший у истоков организации водолазного дела на Тихоокеанском флоте.
Одной из первых операций РОН стала высадка десанта для захвата плацдарма в районе Шлиссельбурга с конца сентября 1941 года. Необходимо было форсировать Ладожское озеро, высадиться севернее города, захватить плацдарм и удерживать его для подхода основных сил.
Подрыв причала был поручен бойцам Прихватилова. Задача была сложная – берег оборонял немецкий егерский полк, и несколько попыток захватить плацдарм уже провалились. Прихватилов догадывался, что десант – лишь попытка отвлечь внимание немцев от действий основных сил. Но приказы не обсуждают.
Бойцы роты особого назначения вышли ночью 23 сентября в шестибалльный шторм, незаметно подошли к отмели у Шлиссельбурга, десантировались с катеров в ледяную воду и полтора километра в кромешной тьме шли по грудь в воде до берега.
Им удалось незамеченными выйти на берег и захватить небольшой плацдарм в редком ивняке. Фашисты были рядом: в 150 метрах находились траншеи с пулемётами. Трое суток насквозь промокшие бойцы под ледяным ветром ждали основной десант. Вскоре стало ясно, что обстановка изменилась, десанта не будет, надо прорываться к своим через Синявинские болота.
Они прорвались. Уничтожив десять пулемётных гнёзд, две миномётные точки и 80 фашистов, потеряв трёх человек убитыми и десять — ранеными, они вышли к своим и только потом узнали, что 200 десантников, которых они так ждали, были отнесены штормом восточнее Шлиссельбурга и попали егерскому полку точно «в лоб». В бою уцелели не многие.
Дорога жизни и «минная война»
Зимой 1941 года бойцы РОН привлекались к разведке ледовой трассы «Дорога жизни», шедшей по Ладоге, — единственного пути, по которому можно было выехать из голодающего Ленинграда. Разведку производили ночью. Когда Дорога жизни начала действовать, бойцы роты работали на подъёме важных грузов с утонувших машин.
На Дороге жизни особо отличилась водолаз Нина Соколова, служившая в ЭПРОН с 1936 года. Когда к 30 октября по дну Ладоги с третьей попытки была проложена линия связи, Соколова подала командованию идею, что точно так же можно проложить и топливопровод: грузовики, идущие по Дороге жизни, нуждались в топливе — то и дело приходилось ждать подвоза.
Идея Соколовой была осуществлена весной 1942 года. Военные водолазы работали в одной связке с инженерами-нефтяниками. Работы пришлось вести по ночам, чтобы фашисты не заметили инженерное сооружение. Несмотря на штормы, топливопровод длиной в 21,5 км был проложен по дну Ладоги за 43 дня, и через него город получил около 40 тысяч тонн горючего. Немцы так ничего и не заметили.
Позже водолазы РОН принимали участие в прокладке пяти линий ЛЭП по 5 км каждая до Волховской ГЭС, но главное — они вели непрерывную работу по снятию фашистских мин и противолодочных сетей, которыми были буквально нашпигованы воды балтийского побережья.
Иван Прохватилов позже рассказывал, что бойцам приходилось вести наблюдение в море у острова Котлин, где фашисты сбрасывали с воздуха мины большой мощности. Роновцы вели наблюдение по ночам в море и ставили буйки на месте сброшенных с самолётов мин. На рассвете к буйку подходил плот, с помощью водолаза мину обезвреживали и поднимали из воды.
Для разведки в Петергоф были отправлены три отдельные группы бойцов РОН. Разведчики выяснили, что в гавани города немцы строят пристань, берег надёжно защищён мощными системами ПВО. Появилось предположение, что пирс строят для новых радиоуправляемых катеров.
Задача была сложной: территорию строительства устилали листы кровельного железа и опутывали километры колючей проволоки. Везде были установлены мины-ловушки и расставлены сигнальные ракеты.
Для подрыва причала было решено использовать 300-килограммовые мины образца 1908 года. Поскольку мины были тяжёлыми, операцию назвали «Бурлаки».
В одну из ноябрьских ночей 1942 года две мины были отбуксированы в район Петергофа катером, затем их подтянули к берегу шлюпкой, а последние сотни метров до причала их тянули на глубине восьми метров под водой водолазы А. Спиридонов и М. Звенцов.
Затея роновцев удалась: они незаметно подошли к строившемуся причалу, закрепили мины с часовыми взрывателями на его основании и вернулись назад. Водолазы были настолько уставшими, что в шлюпку их пришлось затаскивать. После их возвращения к причалу ушёл подрывник Корольков — он взвёл взрыватели и вернулся.
Подъём немецкой U-250
Ещё одной блестящей операцией РОН стал подъём в августе 1944 года затонувшей в Выборгском заливе немецкой подводной лодки U-250. Её командир Вернер Шмидт попал в плен и рассказал советскому командованию, что на подлодке установлены торпеды новейшего образца Т-5, реагирующие на шум винтов больших кораблей.
Эти торпеды немцы стали использовать ещё в 1943 году, с их помощью были уничтожены суда конвоя PQ-8 — фрегаты «Лэган», «Итчен», корвет «Полиантес», канадский корабль «Сент-Круа» и другие.
Район, где находилась субмарина, фашисты бомбили особенно усердно: надеялись уничтожить U-250 вместе с торпедами. Район «обрабатывала» и финская артиллерия. Задачу осложняло то, что субмарина лежала на предельной для работы водолазов глубине — 30 метров.
Подлодка U-250 в кронштадтском доке. Фото © Музей школы № 4 города Севастополя
В операции по подъёму субмарины были задействованы советские лётчики, которые бились в воздухе над заливом с немецкими самолётами, бомбившими залив. В водах залива военные корабли защищали суда спасателей от кораблей противника, а самим спасателям приходилось всё время маневрировать, чтобы не попадать под огонь финских батарей.
В этих условиях советские водолазы сделали невозможное: подвели под U-250 стальные тросы. К сожалению, ночью на заливе разыгрался шторм, тросы лопнули и понтоны выбросило на финский берег. Фашисты уже потирали руки, надеясь расстрелять советские корабли, когда те подойдут за понтонами к берегу, но на следующий день понтоны. исчезли. Ночью роновцы тихо подошли к берегу на шлюпках, стащили понтоны с камней и увели их в море.
Там водолазы повторно завели тросы под лодку, подняли её на поверхность, а затем отбуксировали в порт. Добычей советских разведчиков стали карты минных полей, коды и шифры немецких подводников и двадцать торпед T-5 с магнитными неконтактными взрывателями. Благодаря этой операции были сохранены тысячи жизней советских моряков и моряков войск союзников.
Всего за годы войны роновцы спасли экипажи 745 кораблей, сняли с мели 840 судов, подняли 1920 затонувших кораблей и совершили больше 200 разведывательно-диверсионных операций.
Посёлок Какумяэ (фото 1945 г.). В центре Прохватилов И.В. Фото © Музей школы № 4 города Севастополя
После победы над фашистами бойцы Прохватилова были переброшены на Тихий океан — добивать милитаристскую Японию. А после окончания Второй мировой войны командование сочло нецелесообразным содержать такое высокотехнологичное подразделение, и в октябре 1945 года РОН была расформирована.
Только через семь лет, с началом холодной войны, в СССР осознали необходимость подобных подразделений на флоте и воссоздали их под эгидой ГРУ.
В 1950-х годах военные водолазы обеспечивали безопасность Никиты Хрущёва во время его визита в Портсмут и обезвредили британского водолаза-диверсанта Лайонела Бастера, а позже принимали участие в операциях по всему миру: во Вьетнаме, Анголе, Никарагуа и Эфиопии.
Сегодня в России действует ГУГИ — Главное управление глубоководных исследований Минобороны России. ГУГИ до сих пор остаётся одним из самых засекреченных подразделений разведки. В его задачи входят спасательные операции, поиск и подъём затонувших судов и самолётов, исследование дна океана и, конечно, разведка. Известно, что в ВМФ России действует больше 20 подразделений по борьбе с подводными диверсантами.
«Примирённые смертью взывают к миру»
Несмотря на то, что с момента окончания Великой Отечественной миновало уже более 70 лет, в памяти россиян и немцев ещё свежи нанесённые войной «раны», сформировавшие в их менталитете очень сложное отношение друг к другу. Однако говорят, время постепенно лечит всё. Первые шаги к сближению, основанные на идее, что война в душах людей не должна жить вечно, были сделаны в 1996 году, когда в Кронштадте появился первый единый памятник советским и немецким морякам. История этого памятного знака, известного под названием «Примирённые смертью взывают к миру», берёт своё начало в далёком 1944 году, когда на Балтике в бою сошлись немецкая субмарина и советские катера. Обе стороны понесли тогда потери: подлодка потопила советский катер, но затем была потоплена и сама. Этот случай стал яркой победой советской противолодочной обороны (ПЛО), не особо блиставшей успехами во время войны.
Не выпустить джинна из бутылки
Немецкие лодки VII серии являлись становым хребтом немецкого подплава в Битве за Атлантику. Кроме этого, на них держалась подводная война в Средиземном море и Арктике. Балтика же с началом Второй мировой была для «семёрок» «учебным» морем, где их экипажи проходили обучение в спокойной обстановке. Однако в 1944 году всё изменилось, и лодки VII серии были брошены в бой в самой неудобной для них зоне действий — в Финском заливе.
Загнанный в 1941 году в восточную часть Финского залива Краснознамённый Балтийский Флот (КБФ) на протяжении двух лет не предпринимал активных действий, за исключением попыток советских подлодок вырваться на простор Балтики. После снятия блокады Ленинграда ситуация изменилась, и командование КБФ стремилось расширить зону действий флота на запад. Однако противник продолжал удерживать остальную часть Финского залива, которую от берега до берега перекрывали противолодочные рубежи «Зееигель» и «Насхорн» (минные поля и сетевые заграждения). Участок между ними патрулировали корабли ПЛО и авиация. Между КБФ и немецко-финскими силами разгорелась борьба: одна сторона стремилась вырваться из Финского залива, а другая пыталась не допустить прорыва через указанные рубежи.
В результате в Финском заливе начались активные бои между лёгкими силами обеих сторон, в которых верх одерживали советские Военно-морские силы за счёт поддержки с воздуха. Когда возникла угроза прорыва рубежа «Зееигель», финское командование начало беспокоиться: из-за угрозы советской авиации немногочисленные финские ВМС практически свернули свои действия в Финском заливе, включая и разведку советской зоны, и потому утратили контроль за действиями КБФ.
Для исправления ситуации финны в июне 1944 года обратились к немцам с просьбой прислать свои подлодки для действий перед противолодочными рубежами. Немецкое командование оперативно отреагировало, выделив для этого первые три «семёрки» из учебных флотилий. Для их действий были определены три позиции: «Бенгалия» между островами Нерва и Лавенсари, «Тринидад» на северном выходе из пролива Бьеркезунд и безымянная позиция на южном входе в тот же пролив.
Главной задачей подлодок являлось наблюдение за действиями советских сил, так как названные выше три позиции соприкасались с районами развёртывания советских дозоров. Действия «семёрок» осложняло отсутствие «шнорхеля», так как они были вынуждены всё время находиться в подводном положении, что лишало их возможности вентиляции лодки и зарядки батареи. В результате время нахождения субмарины на указанных позициях ограничивалось одними сутками.
Немецкое командование постепенно наращивало количество лодок в Финском заливе. Всего с июня 1944 по март 1945 года там побывало 18 «семёрок», пять из которых погибло: четыре подорвались на финских и советских минах, а ещё одна лодка, U 250, была потоплена советскими кораблями. Именно ей суждено было сыграть свою роль в создании памятника в Кронштадте.
Бой в проливе Бьеркезунд
В июле 1944 года начались бои между кораблями КБФ и немецкими «семёрками». В первый же месяц обе стороны понесли потери. Несмотря на то, что основной задачей лодок была разведка, их командиры получили разрешение атаковать тральщики и канонерки. Однако не брезговали немцы и небольшими катерами.
Сам Финский залив был отвратительным районом для действий подлодок: небольшие глубины, шхеры, мели создавали трудности в маневрировании под водой и мешали уклонению от атак кораблей и авиации. С другой стороны, кораблям КБФ, столкнувшимся с новым противником, пришлось ощутить на себе «прелесть» торпедных атак «семёрок». Например, 18 и 28 июля 1944 года U 479 и U 475 торпедировали сторожевые катера (СКА) МО-304 и МО-107, нанеся им повреждения. А наиболее кровавым в противоборстве сторон стал день 30 июля 1944 года.
Немецкая подлодка U 250 капитан-лейтенанта Вернера-Карла Шмидта (Werner-Karl Schmidt) прибыла в Хельсинки вечером 23 июля. Лодка вступила в строй в декабре 1943 года, и её экипаж, завершивший курс тренировок на Балтике, ещё не имел боевого опыта. 25 июля лодка перешла на стоянку с кодовым названием «Гранд-Отель» (остров Нуокко в финских шхерах), откуда вечером следующего дня вышла на патрулирование позиции «Бенгалия». Там она пробыла сутки и вернулась обратно после появления сменщицы — U 679.
Вечером 29 июля U 250 снова вышла в море с заданием патрулировать район у мыса Вепревский (северный вход в Бьеркезунд), где в полночь она сменила U 242. Спустя 12 часов Шмидт обнаружил лежащий в дрейфе советский катер. Это был МО-105 старшего лейтенанта Георгия Швалюка, который находился в дозоре в северной части пролива и в тот момент нёс гидроакустическую вахту.
Не имевший гидроакустической станции МО-103 старшего лейтенанта Александра Коленко подошёл к месту гибели катера Швалюка и не смог обнаружить субмарину. Однако Шмидту не удалось избежать расплаты. U 250 находилась на небольшой глубине, и в тот момент, когда лодка отходила с места атаки, её визуально обнаружил сквозь воду катер ДЗ-910, сигналами привлёкший внимание Коленко. Получив сообщение, командир «мошки» начал действовать. Вот как описал дальнейший ход событий российский исследователь Андрей Кузнецов:
К сожалению, эта победа была омрачена гибелью двух советских катеров-тральщиков в Нарвском заливе, торпедированных U 481 вечером того же дня. А спустя сутки на южном входе в Бьеркезунд U 370 потопила СКА МО-101 лейтенанта Власова, на котором погибло 18 моряков.
Заслуженные плоды победы
Небольшая глубина не препятствовала подъёму U 250. 3 августа командование КБФ отдало приказ найти лодку и поднять её со дна. Для противника место гибели «семёрки» не было секретом, и он как мог старался помешать водолазным работам, пытаясь заминировать участок, а саму лодку разрушить глубинными бомбами. Однако у немцев ничего не вышло, и они потеряли в том районе «шнелльбот» S 80, подорвавшийся на мине.
14 сентября U 250 была поднята и отбуксирована в Койвисто, а позднее в Кронштадт. Здесь её поставили в сухой док и подвергли тщательному изучению. На лодке была обнаружена масса интересных вещей, начиная с документов и шифровальной машинки «Энигма» и заканчивая упомянутыми торпедами Т-V.
Верный союзническому долгу, ВМФ СССР проинформировал о трофеях британское Адмиралтейство. Личное послание Уинстона Черчилля Сталину от 30 ноября 1944 года было полностью посвящено теме самонаводящихся торпед. Черчилль слёзно просил Сталина прислать в Великобританию одну Т-V для её изучения и испытаний английскими специалистами: это могло бы помочь им усовершенствовать средства борьбы с самонаводящимися торпедами и снизить потери от их применения немцами. В качестве одного из аргументов Черчилль приводил следующее:
«Это единственный тип торпед, управляемых на основе принципов акустики, и он является весьма эффективным не только против торговых судов, но и против эскортных кораблей. Хотя эта торпеда ещё не применяется в широком масштабе, при помощи её было потоплено или повреждено 24 британских эскортных судна, в том числе 5 судов из состава конвоев, направляемых в Северную Россию».
Также премьер Великобритании обещал Сталину поделиться с русскими всеми результатами проведённых исследований и предоставить новые средства защиты от таких торпед, которые могли быть разработаны в процессе испытаний полученной торпеды. Сталин ответил, что выслать торпеду невозможно, так как они обе повреждены, и чтобы получить образец для испытаний, из двух придётся собрать одну. Он предложил Черчиллю выбор: или русские делятся полученными сведениями с англичанами по ходу собственных исследований, или же англичане присылают своих специалистов для изучения торпеды на месте. Черчилль выбрал второй вариант.
Любопытно, что британский премьер обманывал Сталина, говоря про «единственный тип торпед». К этому моменту западные союзники для борьбы с немецкими субмаринами уже год использовали в Атлантике свою акустическую противолодочную торпеду Мk24 «Фидо». Кроме того, англичане имели оригинальную документацию на T-V, захваченную ими в марте 1944 года на капитулировавшей U 744. Но информация лишней не бывает, и Черчилля понять в этом случае можно.
Финал истории U 250 был таков. После подъёма и изучения она была включена в списки советского флота 12 апреля 1945 года под названием ТС-14. Однако из-за полученных повреждений в строй её так и не ввели, и 20 августа того же года она была выведена из состава флота и пущена на слом.
Примирённые смертью
Кроме торпед и документов на поднятой U 250 были обнаружены 46 тел членов её экипажа. Пленные подводники присутствовали во время процесса извлечения останков из отсеков. Вот как описывал этот процесс один из выживших членов команды U 250 — машинист-гефрейтер Рудольф Чарнке (Rudolf Tscharnke):
«Мы помогали доставать наших мёртвых товарищей из подлодки, уже находящейся в доке. Русские моряки вытаскивали трупы из U 250, укладывали их на палубе и затем переносили их по сделанным из балок и досок сходням к краю сухого дока. Дальнейшую работу исполняли немецкие пленные. Спасшимся членам экипажа U 250 не разрешали войти в подлодку. Русские, наверное, боялись того, что мы подорвём её с помощью взрывных устройств. Мы складывали наших мёртвых товарищей на грузовики. При этом считали их. Нам удалось узнать всех, несмотря на то, что они находились в воде с конца июля до середины сентября».
По свидетельству того же Чарнке, ночью грузовики привезли тела к вырытой яме на кладбище, куда пленные подводники сложили погибших с U 250, засыпали их землёй и с разрешения конвоиров установили на могиле крест из веток. После окончания войны выжившие подводники вернулись в Германию, и история этого захоронения на долгие годы была забыта.
О ней вспомнили, когда не стало «железного занавеса». В начале 1990-х годов возникла общественная инициатива увековечить те трагические события июля 1944 года. С российской стороны изучением гибели МО-105 и U 250 занимался историк Борис Каржавин, с немецкой — член Народного союза по уходу за воинскими захоронениями Гюнтер Фурман. Последний вспоминал, как познакомился с Каржавиным:
«На рубеже 1991–1992 годов историк Борис Каржавин, капитан 2-го ранга, привёз свою рукопись об этой трагедии в Германию и попросил перевести её на немецкий язык с целью её издания. В наших разговорах родилась идея совместного памятного знака в Кронштадте на лютеранском кладбище, где похоронены немецкие подводники. Мы понимали, что путь будет непростым, придётся обращаться во все возможные инстанции государственной власти».
Авторам идеи удалось привлечь к её воплощению администрацию города Кронштадта, российскую организацию «Военные мемориалы» и Немецкий союз по уходу за воинскими захоронениями, а также ряд других организаций. Так как место захоронения подводников с U 250 установить не удалось, было решено поставить памятный знак на лютеранском кладбище Кронштадта, а на нём увековечить имена и немецких, и советских моряков, павших в том бою, создав таким образом кенотаф.
Эта идея не всеми была встречена с одобрением: многие ветераны были не готовы к установке такого знака. Однако нашлись среди них люди, которые имели иное мнение. Вот что писала об этом газета «Кронштадтский вестник»:
«Но даже самые активные участники войны пришли к пониманию новой ситуации и необходимому выводу. «Не век же нам враждовать…». И об этом впервые заявили наши активисты ветеранского движения: Фёдор Иванович Данилов, член экипажа подлодки С-13; Пётр Ефимович Казаев, кавалер ордена Нахимова и командир корабля в годы войны; Борис Васильевич Казарин и Андрей Иванович Чесноков — участники штурма Берлина; Иван Михайлович Саксин — участник Таллинского перехода в 1941 году; Василий Иванович Прохоров — свидетель трагической эвакуации с острова Ханко в декабре 1941 года; Пётр Михайлович Прокуденков — военный фельдшер и другие».
Ситуацию разрядило предложение Гюнтера Фурмана написать на памятнике фразу: «Примирённые смертью взывают к миру». Как вспоминал руководитель Кронштадского морского музея Владимир Шатров,
«когда памятник открывали, было немало споров, многие ветераны выступали против. Меня тоже поначалу смущало, что моряки увековечены вместе, если бы не одно обстоятельство — надпись под фамилиями погибших: «Примирённые смертью взывают к миру». Такая позиция приемлема».
По прошествии двадцати лет место, где был установлен камень с памятной доской, превратилось в мемориальную зону. В 2015 году в нескольких метрах от него был открыт памятник водолазу Никите Мышлявскому, который погиб 25 августа 1944 года во время потопления немецкой лодкой U 242 советских килектора ККО-2 и катера ВРД-96. В момент торпедирования Мышлявский производил подводные работы и погиб. Тело его не было найдено, и с 1944 года он числился пропавшим без вести. Его останки были обнаружены в 2013 году в районе Шепелёвского маяка в Финском заливе.
В 2016 году напротив памятника советским и немецким морякам была заложена аллея славы и памяти погибших кораблей. Первое дерево было посажено в память 47 членов экипажа спасательного судна «Шквал», погибшего в проливе Югорский Шар в Карском море после подрыва на минном поле, установленном немецкой субмариной U 625.
Мемориал «Примирённые смертью взывают к миру» на кладбище Кронштадта является первым подобным памятником в России — памятником примирению бывших врагов в той страшной войне. Каждый может иметь своё мнение о том, нужен такой мемориал или нет. Однако за двадцать лет существования памятника в отношении него не было произведено ни одного акта вандализма. Возможно, это показатель того, что, храня в своих сердцах память об ужасах войны, люди стараются больше не подпитывать её своей ненавистью.