праздничный сон до обеда разбор пьесы
Пешехонова О. Н.: История написания и первые публикации пьес А. Н. Островского.
«Праздничный сон – до обеда»
«Праздничный сон – до обеда»
Комедия «Праздничный сон – до обеда» была написана в 1857 г. Пьеса была задумана 6 января, 8 января драматург приступил к работе, 18 января пьеса была закончена.
Ещё до опубликования пьесы, между 20-29 января 1857 г., Л. Н. Толстой прослушав пьесу в чьём-то исполнении, дал о ней самый первый отзыв в своём письме к В. П. Боткину: «Мотивы все старые, воззрение мелкое. Правдивым оказался иногород купец, но талантливо очень и отделано славно».
Н. Г. Чернышевский сообщал в письме Н. А. Некрасову, что комедия «Праздничный сон – до обеда» достоинством равная пьесе «В чужом пиру похмелье», но сама пьеса показалась ему ничтожной.
Впервые комедия была опубликована в журнале «Современник», 1857, №2, стр. 273-311.
Публикация пьесы вызвала целую волну откликов в переписке и в критике. Так, А. Ф. Писемский 15 февраля 1857 г. извещал Островского о том, что его сценки в «Современнике» он читал с удовольствием, и когда читал их другим – все хохотали, но, по мнению большинства, в них автор повторяется.
Не вся современная критика сумела оценить по достоинству эту пьесу. Рецензент «Сына отечества» называет комедию просто «плохой». Не был удовлетворён комедией и постоянный рецензент «Музыкального и театрального вестника» В. Я. Стоюнин: «Если бы под сценами было подписано новое имя, то мы от души поздравили бы себя с новым талантом но от г. Островского мы вправе требовать чего-нибудь большего».
Иначе отнёсся к комедии Дружинин: «Драматическая муза щедро одарила нашего автора. Она дала ему не только тот высокий дар смеха, от которого бледнеет порок и на душе честного человека становится ясно, но и другой, не столь поэтический, но почти столь же редкий дар смеха резвого и беззаботно весёлого».
дальнейших переизданиях пьесы авторской правки не было.
Островский Александр Николаевич
Праздничный сон — до обеда[1]
Картины из московской жизни
Капочка ( Капитолина ), ее дочь, 17 лет.
Юша ( Ефим ), сын его, 13 лет.
Бедная комната; направо дверь, у двери старинные часы; прямо печь изразцовая, с одной стороны ее шкаф, с другой — дверь в кухню; налево комод, на нем туалетное зеркало; на первом плане окно, у окна стол.
Бальзаминова ( одна, сидит с чулком в руках ). Миша! Миша! Что ты там в кухне делаешь?
Бальзаминов из кухни : «Не мешайте, маменька! Матрена меня завивает!»
Все завивается! Все завивается! Красотой-то своей уж очень занят. Эх, молодо, зелено! Все счастье себе хочет составить, прельстить кого-нибудь. А я так думаю, не прельстит он никого; разумом-то он у меня больно плох. Другой и собой-то, из лица-то неказист, так словами обойдет, а мой-то умных слов совсем не знает. Да, да! Уж и жаль его. Знай-ка он умные-то слова, по нашей бы стороне много мог выиграть: сторона глухая, народ темный. А то слов-то умных не знает. Да и набраться-то негде. Уж хоть бы из стихов, что ли, выписывал. ( Подумав ). И диковина это, что случилось! В кого это он родился так белокур? Опять беда: нынче белокурые-то не в моде. Ну и нос… не то чтобы он курносый вовсе, а так мало как-то, чего-то не хватает. А понравиться хочется, особенно кабы богатой невесте. Уж так, бедный, право, старается — из кожи лезет. Кто ж себе враг! Сторона-то у нас такая, богатых невест очень много, а глупы ведь. Может, Мише и посчастливится по их глупости. Умишком-то его очень бог обидел.
Бальзаминов кричит из кухни : «Маменька, я хочу а ля полька завиться!»
Глупенький, глупенький! Зачем ты завиваешься-то? Волосы только ерошишь да жжешь, все врозь смотрят. Так-то лучше к тебе идет, натуральнее! Ах ты, Миша, Миша! Мне-то ты мил, я-то тебя ни на кого не променяю; как-то другим-то понравишься, особенно богатым-то? Что-то уж и не верится! На мои-то бы глаза лучше и нет тебя, а другие-то нынче разборчивы. Поговорят с тобой, ну и увидят, что ты умом-то недостаточен. А кто ж этому виноват? ( Вздыхает ). Глупенький ты мой! А ведь, может быть, и счастлив будет. Говорят, таким-то бог счастье дает. ( Вяжет чулок ).
Бальзаминов в халате вбегает из кухни.
Бальзаминов, Бальзаминова и Матрена.
Бальзаминов ( держась за голову ). Ухо, ухо! Батюшки, ухо!
Матрена ( в двери; со щипцами ). Я ведь не полихмахтер, с меня что взять-то!
Ах, маменька, не поверите, как мне хочется быть богатым, так и сплю, и вижу. Кажется… эх… разорвался бы! Уж так хочется, так хочется!
Бальзаминов ( берет стул и садится подле матери ). Вот, вдруг я вижу, будто я еду в хорошей коляске и одет будто я очень хорошо, со вкусом: жилетка будто на мне, маменька, черная, с мелкими золотыми полосками; лошади будто серые, а еду я подле реки…
Матрена ( в дверях ). Какая-то старуха, русачка, вас спрашивает.
Что ей от меня нужно? Право, не придумаю. Уж не сваха ли?
Праздничный сон до обеда разбор пьесы
Бедная комната; направо дверь, у двери старинные часы; прямо печь изразцовая, с одной стороны ее шкаф,
Бальзаминов из кухни: «Не мешайте, маменька! Матрена меня завивает!»
Бальзаминов кричит из кухни: «Маменька, я хочу а ля полька завиться!»
Бальзаминов в халате вбегает из кухни.
Бальзаминов, Бальзаминова и Матрена.
Красавина и Балъзаминова.
Бальзаминов входит во фраке.
Те же и Бальзаминов.
Матрена из кухни: «Что бегать-то, коли дома есть!»
Матрена из кухни: «Подам! над нами не каплет».
Бальзаминова идет в кухню и приносит на двух тарелках хлеб и колбасу и ставит на стол.
Бальзаминова провожает ее до кухни и возвращается.
Бальзаминов, Бальзаминова и потом Матрена.
В доме купчихи Ничкиной: богатая купеческая гостиная, хорошо меблированная; рояль.
Ничкина в широкой блузе, Капочка тоже и Маланья входят.
Капочка и Малаша запевают: «Вот на пути село большое». Немного погодя Ничкина пристает к ним.
Устинька входит в шляпке.
Те же и Устинька. [Устинька немного картавит. (Примеч. авт.)]
Капочка, Устинька и Маланья хохочут.
Капочка, Устинька и Маланья хохочут.
Ничкина, Маланья и Красавина уходят.
Капочка и Устинька.
Неуеденов, Юша и Ничкина входят.
Капочка, Устинька, Ничкина, Неуеденов и Юша.
Юша берет и уходит.
Входят Маланья и Юша.
Входит Маланья с орехами.
Маланья подносит ему орехи на тарелке.
Маланья ставит орехи на окно, Юша входит с камнем.
Капочка подходит к Устиньке, обнимается с ней и смотрит с презреньем на дядю.
Сад: направо сарай с голубятней и калитка; прямо забор и за ним деревья другого сада; налево беседка, за беседкой деревья; посередине сцены, в кустах, стол и скамейки; подле сарая куст и скамейка.
Капочка, Устинька и Юша входят.
Бальзаминов входит в калитку.
Гуляют, обнявшись, по авансцене, как будто не замечая его.
Те же и Бальзаминов.
Капочка и Устинька кланяются и идут дальше. Бальзаминов за ними.
Юша показывается на голубятне.
Капочка садится на скамейку с правой стороны. Устинька стоит подле нее. Бальзаминов поодаль.
Устинька становится у калитки.
Бальзаминов садится довольно далеко от Капочки, смотрит в землю и изредка откашливается.
Капочка смотрит на забор. Юша наблюдает за ними с голубятни. Довольно долгое молчание.
Молчание. Бальзаминов тянется к Капочке, она к нему, целуются и потупляют глаза в землю.
Капочка начинает склоняться в сторону Бальзаминова, Бальзаминов в ее сторону;
целуются и опять опускают глаза в землю.
Бальзаминов уходит за беседку.
Устинька берет его за руку и ведет в беседку.
Бальзаминов выходит из-за беседки.
Устинька и Юша выходят из беседки.
Капочка подходит к Устиньке. В калитку входят Ничкина, Бальзаминова и Маланья с чайным прибором,
который ставит на стол.
Бальзаминов, Капочка, Устинька, Юша, Ничкина, Бальзаминова и Маланья.
Бальзаминов садится. Барышни и Юша тоже садятся возле стола.
Входят Неуеденов и Маланья с самоваром, ставит его на стол и уходит.
Маланья подает на подносе.
Маланья принимает пустые чашки. Ничкина наливает. Маланья разносит и отходит с подно-сом к стороне.
Бальзаминов и Бальзаминова подходят к калитке. Юша за ними.
Разбор пьесы А.Н. Островского «Женитьба Бальзаминова»
Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Мая 2014 в 18:57, контрольная работа
Описание работы
Для своей дипломной постановки я выбрала пьесу А.Н. Осторвского «За чем пойдёшь, то и найдёшь». Эта пьеса является заключительной в трилогии о Мишеньке Бальзаминове. Также в этой трилогии есть пьесы: «Праздничный сон до обеда», «Свои собаки грызутся, чужая не приставай!». В своей трилогии о Бальзаминове А.Н. Островский отходит от драматизма своих произведений, присущим таким пьесам как «Доходное место» и «Гроза», возвращаясь к поэтическому описанию жизни простых людей, чьи проблемы могут вызвать улыбку, обычно смешанную со слезами.
Содержание работы
1. Режиссерский анализ пьесы
1. Обоснование выбора пьесы
2. Автор-драматург-время
3. Эпоха в пьесе
Идейно-тематический замысел произведения
4. Тема
5. Идея
6. Фабула
Сюжетно-композиционная основа произведения
7. Композиция и архитектоника произведения
8. Событийный строй произведения
9. Драматургический конфликт
10. Анализ предлагаемых обстоятельств
11. Жанр пьесы
12. Схема-анкета об образах
13. Зерно пьесы
14. Сюжет
Файлы: 1 файл
разбор яна.docx
Управление культуры белгородской области
ГБОУ ВПО Белгородский государственный институт искусств и культуры
Факультет режиссуры, актёрского искусства и хореографии
Кафедра актёрского искусства
Контрольная работа по дисциплине«Режиссура»
Разбор пьесы А.Н. Островского
(«За чем пойдешь, то и найдешь»)
Выполнила: ст. гр. 34РТК
1. Режиссерский анализ пьесы
1. Обоснование выбора пьесы
Идейно-тематический замысел произведения
Сюжетно-композиционная основа произведения
7. Композиция и архитектоника произведения
8. Событийный строй произведения
9. Драматургический конфликт
10. Анализ предлагаемых обстоятельств
12. Схема-анкета об образах
1. Режиссерский анализ пьесы
1. Обоснование выбора пьесы
Для своей дипломной постановки я выбрала пьесу А.Н. Осторвского «За чем пойдёшь, то и найдёшь». Эта пьеса является заключительной в трилогии о Мишеньке Бальзаминове. Также в этой трилогии есть пьесы: «Праздничный сон до обеда», «Свои собаки грызутся, чужая не приставай!». В своей трилогии о Бальзаминове А.Н. Островский отходит от драматизма своих произведений, присущим таким пьесам как «Доходное место» и «Гроза», возвращаясь к поэтическому описанию жизни простых людей, чьи проблемы могут вызвать улыбку, обычно смешанную со слезами. Комедии повествуют о поисках богатой невесты чиновником с несерьезной фамилией Бальзаминов, попадающим в самые неожиданные ситуации. Водевильный характер пьес на помешал Островскому ярко и живо показать в них картины столь хорошо ему знакомой замоскворецкой жизни. В то же время вроде бы шутливые приключения Бальзаминова были показаны с таким сочувствием к «маленькому человеку», что ничтожный и пустой герой поневоле начинает вызывать симпатию. Сама среда, в коротой он жил сформировала в нем человека простодушного и недалекого.
Основой пьес трилогии является не столько изображение действительности в многообразии объективных связей, сколько её «преломление» в индивидуальном сознании читателя. Творческой задачей художника, таким образом, становится не столько сотворение мира, аналогичного реальному, сколько воздействие на сферу восприятия.
Мне очень импонирует то, что Островский пишет образы своих героев с глубокой симпатией и любовью. Поэтому я выбрала одну из его пьес «Праздничный сон – до обеда».
Мечты о красивой и беззаботной жизни, аккуратно завитые локоны, прогулки под окнами богатых юных красавиц – это всё составляет ежедневные заботы 25-летнего Миши Бальзаминова. Его красивый сон, который обещал исполнение всех желаний и уже почти стал реальностью, разбивается.
Один из ярчайших бытовистов русской литературы, Островский постоянно вращается в сфере изображаемой им действительности, не выходя за ее пределы даже в своих опытах на исторические или фольклорные темы. Этот бытовизм пронизывает всюструктуру его произведений, начиная от характеристик действующих лиц и вводных, пейзажных и жанровых ремарок, предваряющих начало того или иного действия, и кончая более существенными компонентами.
Для полноты характеристики стиля Островского, хочу сказать об исключительном богатстве и яркости его языка. Замечательной особенностью Островского является то, что он чувствует глубокое разнообразие речевых диалектов. Каждая социальная группа говорит у него по-разному, и это различие языка, эти особенности индивидуальной речи каждого персонажа как нельзя глубже соответствуют особенностям его природы. По языку всегда можно отличить у Островского говорящего, словесный стиль которого полностью отображает его душу.
Родившись в Замоскворечье, Островский хорошо знает быт и нравы купечества и исследует различные характеры этого круга в своем творчестве. Его пьесы густо населены купцами и приказчиками, их детьми и женами. Драматурга интересуют любые мелочи, начиная от описания костюма и обстановки дома, до индивидуальности речи каждого персонажа. Меня, как человека родившегося и выросшего в сельской местности очень привлёк живой русский язык, живописность характеров и образов в пьесе.
Он мечтал о возможности преобразовать художественный вкус артистов и публики и создать театр-школу, одинаково полезную как для эстетического воспитания общества, так и для подготовки достойных деятелей сцены. В 1866 г. В Москве он создал Артистический кружок, давший впоследствии московской сцене многих талантливых деятелей. К началу 80-х годов, Островский прочно занял место вождя и учителя русской драмы и сцены. Усиленно работая в учрежденной в 1881 г. При дирекции Императорских театров комиссии «для пересмотра законоположений по всем частям театрального управления», он добился многих преобразований, значительно улучшивших положение артистов и давших возможность более целесообразной постановки театрального образования. В 1885 г. Островский был назначен заведующим репертуарной частью московских театров и начальником театрального училища. Здоровье его, к этому времени уже пошатнувшееся, не отвечало тем широким планам деятельности, какие он себе ставил. Усиленная работа быстро истощила организм; 2 июня 1886 г. Островский скончался в своем костромском имении Щелыкове, не успев осуществить своих преобразовательных предположений.
Александр Николаевич Островский – великий русский драматург, создавший на долгие годы репертуар русских театров.
Пьеса «За чем пойдешь, то и найдешь» замыкает трилогию о Бальзаминове.
Праздничный сон до обеда разбор пьесы
Островский Александр Николаевич
Праздничный сон — до обеда[1]
Картины из московской жизни
Павла Петровна Бальзаминова, вдова.
Михайло Дмитрич Бальзаминов, ее сын, чиновник, 25 лет.
Клеопатра Ивановна Ничкина, вдова, купчиха, 35 лет.
Капочка (Капитолина), ее дочь, 17 лет.
Устинька, подруга Капочки, купеческая дочь, 20 лет.
Акулина Гавриловна Красавина, сваха.
Нил Борисыч Неуеденов, купец, брат Ничкиной, 40 лет.
Юша (Ефим), сын его, 13 лет.
Матрена, кухарка у Бальзаминовых.
Маланья, горничная у Ничкиной.
Бедная комната; направо дверь, у двери старинные часы; прямо печь изразцовая, с одной стороны ее шкаф, с другой — дверь в кухню; налево комод, на нем туалетное зеркало; на первом плане окно, у окна стол.
Бальзаминова (одна, сидит с чулком в руках). Миша! Миша! Что ты там в кухне делаешь?
Бальзаминов из кухни: «Не мешайте, маменька! Матрена меня завивает!»
Все завивается! Все завивается! Красотой-то своей уж очень занят. Эх, молодо, зелено! Все счастье себе хочет составить, прельстить кого-нибудь. А я так думаю, не прельстит он никого; разумом-то он у меня больно плох. Другой и собой-то, из лица-то неказист, так словами обойдет, а мой-то умных слов совсем не знает. Да, да! Уж и жаль его. Знай-ка он умные-то слова, по нашей бы стороне много мог выиграть: сторона глухая, народ темный. А то слов-то умных не знает. Да и набраться-то негде. Уж хоть бы из стихов, что ли, выписывал. (Подумав). И диковина это, что случилось! В кого это он родился так белокур? Опять беда: нынче белокурые-то не в моде. Ну и нос… не то чтобы он курносый вовсе, а так мало как-то, чего-то не хватает. А понравиться хочется, особенно кабы богатой невесте. Уж так, бедный, право, старается — из кожи лезет. Кто ж себе враг! Сторона-то у нас такая, богатых невест очень много, а глупы ведь. Может, Мише и посчастливится по их глупости. Умишком-то его очень бог обидел.
Бальзаминов кричит из кухни: «Маменька, я хочу а ля полька завиться!»
Глупенький, глупенький! Зачем ты завиваешься-то? Волосы только ерошишь да жжешь, все врозь смотрят. Так-то лучше к тебе идет, натуральнее! Ах ты, Миша, Миша! Мне-то ты мил, я-то тебя ни на кого не променяю; как-то другим-то понравишься, особенно богатым-то? Что-то уж и не верится! На мои-то бы глаза лучше и нет тебя, а другие-то нынче разборчивы. Поговорят с тобой, ну и увидят, что ты умом-то недостаточен. А кто ж этому виноват? (Вздыхает). Глупенький ты мой! А ведь, может быть, и счастлив будет. Говорят, таким-то бог счастье дает. (Вяжет чулок).
Бальзаминов в халате вбегает из кухни.
Бальзаминов, Бальзаминова и Матрена.
Бальзаминов (держась за голову). Ухо, ухо! Батюшки, ухо!
Матрена (в двери; со щипцами). Я ведь не полихмахтер, с меня что взять-то!
Бальзаминов. Да ведь я тебя просил волосы завивать-то, а не уши.
Матрена. А зачем велики отрастил! Ин шел бы к полихмахтеру; а с меня что взять-то! (Уходит).
Бальзаминов. Батюшки, что ж мне делать-то! (Подходит к зеркалу). Ай, ай, ай! Почернело все. Уж больно-то, нужды б нет, как бы только его волосами закрыть, чтобы не видно было.
Бальзаминова. За дело!
Бальзаминов. Какое, задела! Так горячими-то щипцами все ухо и ухватила… Ой, ой, ой! Маменька! Даже до лихорадки… Ой, батюшки!
Бальзаминова. Я говорю, Миша, за дело тебе. Зачем завиваться! Что хорошего! Точно как цирульник; да и грех. Уж как ни завивайся, лучше не будешь.
Бальзаминов. Как вы, маменька, мне счастья не желаете, я не понимаю. Как мы живем? Просто бедствуем.
Бальзаминова. Так что ж! Зачем же волосы-то портить.
Бальзаминов. Да ведь нынче праздник.
Бальзаминова. Так что ж, что праздник?
Бальзаминов. Как что? Здесь сторона купеческая; может такой случай выйти… Вдруг…
Бальзаминова. Все у тебя глупости на уме.
Бальзаминов. Какие же глупости?
Бальзаминова. Разумеется, глупости. Разве хорошо? Растреплешь себе волосы, да и пойдешь мимо богатых купцов под окнами ходить. Как-нибудь и беды наживешь. Другой ревнивый муж или отец вышлет дворника с метлой.
Бальзаминов. Ну, что ж такое? Ну, вышлет; можно и убежать.
Бальзаминова. Незачем шататься-то.
Бальзаминов. Как незачем? Разве лучше в бедности-то жить! Ну, я год прохожу, ну два, ну три, ну пять — ведь также у меня время-то идет, — зато вдруг…
Бальзаминова. Лучше бы ты служил хорошенько.
Бальзаминов. Что служить-то! Много ли я выслужу? А тут вдруг зацепишь мильон.
Бальзаминова. Уж и мильон?
Бальзаминов. А что ж такое! Нешто не бывает. Вы сами ж сказывали, что я в сорочке родился.
Ах, маменька, не поверите, как мне хочется быть богатым, так и сплю, и вижу. Кажется… эх… разорвался бы! Уж так хочется, так хочется!
Бальзаминова. Дурное ли дело!
Бальзаминов. Ведь другой и богат, да что проку-то: деньгами не умеет распорядиться, даже досадно смотреть.
Бальзаминова. А ты умеешь?
Бальзаминов. Да, конечно, умею. У меня, маменька, вкусу очень много. Я знаю, что мне к лицу. (Подбегает к окну). Маменька, маменька, поглядите!
Бальзаминова. Нужно очень!
Бальзаминов. Какая едет-то! Вся бархатная! (Садится у окна, повеся голову). Вот кабы такая влюбилась в меня да вышла за меня замуж, что бы я сделал!
Бальзаминова. А что?
Бальзаминов. А вот: во-первых, сшил бы себе голубой плащ на черной бархатной подкладке. Надо только вообразить, маменька, как мне голубой цвет к лицу! Купил бы себе серую лошадь и беговые дрожки и ездил бы по Зацепе, маменька, и сам правил…
Бальзаминова. Все-то вздор у тебя.
Бальзаминов. Да, я вам и забыл сказать, какой я сон видел! Вот разгадайте-ка.
Бальзаминова. Ну, говори, какой?
Бальзаминов (берет стул и садится подле матери). Вот, вдруг я вижу, будто я еду в хорошей коляске и одет будто я очень хорошо, со вкусом: жилетка будто на мне, маменька, черная, с мелкими золотыми полосками; лошади будто серые, а еду я подле реки…
Бальзаминова. Лошади — ложь; река — речи, разговор.
Бальзаминов. Слушайте, маменька, что дальше было. Вот, вижу я, будто кучер меня уронил, во всем-то в новом платье, и прямо в грязь.
Бальзаминова. Грязь — это богатство.
Бальзаминов. Да какая грязь-то, маменька! Бррр… И будто я в этом… весь перепачкался. Так я и обмер! Во всем-то в новом, вообразите!
Бальзаминова. Это… золото. Это тебе к большому богатству.
Бальзаминов. Кабы сбылось! Хоть бы вот насмех один сон сбылся! Уж сколько я таких снов видел: и денег-то у меня много, и одет-то я очень хорошо — проснешься, хвать, ан нет ничего. Один раз генералом себя видел. Как обрадовался! Нет! Перестану верить снам.
По народному поверью, сон, виденный под праздник, сбывается только до обеда (Примечание авт.).